1 место в номинации «Проза»-2019 (категория 21-30 лет)

Анжелика Кубряк


Пчёлы Персефоны

Так они и стали жить. Она заваривала чай, поливала цветы, гладила кошку, которая никогда не могла запрыгнуть на колени с первого раза. Он же любовался ею, ходил по пятам, клал голову на мягкое плечо. Время за окном застыло: весна никак не наступала, и солнце не могло пробиться сквозь облака.

Она любила простые вещи: поваляться в кровати подольше, съесть что-нибудь вредное и жутко калорийное поздно вечером, просидеть в ванной целый час. Его же запросы были выше: хорошая сигара, новая рецензия в научном журнале, бутылка домашнего вина, привезённая из горной деревеньки в Чили. Правда теперь все его интересы свелись к ней: обнимать её по ночам, смотреть, как она щурится по утрам, замирать от невозможности поцелуя.

Жизнь удивительна и легка. Вот он ребячится и дразнит их кошку и убегает из комнаты в коридор — та, конечно же, несётся за ним. «Ну что ты там вытворяешь?» — она тоже выходит в коридор и берёт кошку на руки. «Веди себя прилично», — утыкается она носом в короткую шёрстку и стоит так с минуту.

Он давно заприметил за ней одну странную особенность: она не могла убить ни паука, ни комара, ни надоедливую моль. Сколько раз они спасали попавших в суп или компот насекомых! И надо же, она всегда выносила их на улицу и находила укромное местечко, чтобы выпустить на волю.

 «Может быть, начнёшь нормально одеваться? Всё чёрное и чёрное», — у её матери такой громкий голос, что пробивается на всю комнату из телефонной трубки. Конечно, та всегда была недовольна стилем дочери, но сейчас её слова казались совсем уж неуместными. Он закатывает глаза и уходит на кухню. Она же кладёт трубку не попрощавшись.

Если говорить совсем уж честно, то поэзию она никогда не любила. Но сборник, который он подарил ей невесть сколько лет назад, бережно хранила. Нет, она так и не пристрастилась к стихам, но одно всё же перечитывала — «Пчёлы Персефоны» Мандельштама. Она мягко катала строчки во рту, застывая в самых неподходящих местах. Только его и помнила наизусть, вставляла не к месту и покупала мёд акации — словно хотела попробовать буквы на вкус.

Сколько уже она не притрагивалась к его подарку?

В конце концов, ей и правда пришлось надеть что-то кроме чёрного. Её волосы неожиданно отрасли — теперь кудри совсем не хотели слушаться. Он гладил её по шее, зарывался в копну, пытался почувствовать её запах — и не чувствовал ничего.

Конечно, его ранило, когда она вернулась домой не одна. Коллега? Да, коллега. Весь в костюмчике, в залысинах, в лоснящемся от пота носу. Он так и ходил перед ними на кухне, пока те разговаривали — ворковали! — и дули на уже остывший чай. «Будем честны, разве жизнь не чудо? Человек уж точно не вправе сам с ней расставаться…» — донеслось до его ушей. Как этого коллегу вообще занесло в такой разговор? Решил поумничать, пофилософствовать?  Её глаза стали стеклянными. Через минуту коллега оказался за порогом.

 

«Дурак», — прошептала она, засыпая. Он обнял её покрепче, ведь знал, что это о нём.

Она успела опять подстричь волосы и опять отрастить. Орхидей, гераней и неопознанных зелёных кустов стало неприлично много. К первой кошке прибавилась вторая — и теперь за ним по квартире гонялась целая пушистая банда.

Сколько уже она не перечитывала любимое стихотворение и не покупала мёд? Да, он вспомнил. С того самого дня…

Он застал её растерянной. Она смотрела на подоконник, но не подходила слишком близко. Маленькая пчёлка лежала там — и ей уже было не помочь, не спасти, не выпустить в укромном уголке на свободу. «В этом нет твоей вины», — выдохнул он и дотронулся до её тонких пальцев.

… с того самого дня, как она нашла его. Но спасти его уже не могли ни она, ни врачи. Уже несколько часов как.

Так он и прожил с ней все эти годы. Опускал голову ей на грудь, когда она спала, — и она не могла вздохнуть. Обнимал с утра — и она не могла пошевелиться. Смотрел ей в глаза вечером — и из них неминуемо текли слёзы.

Она заснула с распахнутой книгой. Он же тихонько подозвал к себе пчёлку, которая ловко приземлилась к нему на шею. Теперь им пора. «Возьми ж на радость дикий мой подарок…» — успел он прочитать на загнутой странице и улыбнулся.

 

Когда она проснулась, впервые за много лет светило солнце.