2 место в номинации «Поэзия»-2022 (категория 18-24 года)

Наталья Борисова


Поэтическая подборка «Взросление»


12+

                               ***

Я спичкой бережно зажгу свечу-старушку.

Запляшут блики на стене, дразня друг дружку.

И вспомню детские года в большой квартире,

Когда с незваной темнотой меня мирили

Игрой в «Слова» и «Города», стихом, частушкой,

Секретом, сказанным тогда тайком на ушко.

 

И я любила вечера, часы без света,

Когда от пламени свечи была нагрета

С картинкой лета на столе цветная скатерть,

А стрелка тикала своё на циферблате.

И я хотела бы сидеть так до рассвета,

Искать в потёмках домовых: следы, приметы...

 

Я спичкой бережно зажгу свечу такую,

Чтоб вспомнить комнату одну — мою былую,

Где спят игрушки на столе, во сне бормочут;

Где жизнь сокрытая кипит в покрове ночи...

Лишь блики бросятся к стене и врассыпную,

Возьму и детство на листе я зарисую.

 

 

                      ***

Мой баловень, пушистый серый кот,

Я с улицы несу цветной листок,

Чтоб не забыл осенний свежий запах,

Который ты носил на мягких лапах,

С которым спал, уткнувшись в закуток,

Который клал на остренький зубок.

 

Теперь ты свой, холёный, золотой 

И ночью охраняешь мой покой.

Животик полон, и неведом голод,

Не страшен предрассветный зверский холод.

Сегодня ты «спасённый домовой»,

Согретый, развесёлый и живой.

 

Мой баловень, пушистый серый кот,

Я с улицы несу цветной листок

Напомнить, что и там бывает радость,

Где, кажется, одна беда и тягость.

Но как прекрасно, серенький клубок,

Что полон дом — не занят закуток.

 

                     

                     Сова

Сова не спит. «Угу, — кричит, -угу».

А я-то чем в ночи ей помогу?

Мне выйти бы и птицу поддержать...

Ах, если б, словно сказочный раджа,

Я крылья мог себе наколдовать -

Покинул бы злосчастную кровать

И крикнул бы сове: «Угу, угу,

Лечу к тебе, беседой помогу!»

Но жаль, что я в бессонницу свою

Для птицы даже песни не спою,

Ведь не поймёт обычная сова

Поддержки мелодичные слова.

И нам всю ночь отдельно куковать...

Совой бы мне в бессонницу летать!

 

 

                        ***

Луна посветила в окно шаловливо,

Спугнула целительный сон.

На небе сиять одинокой тоскливо,

Пустой изучая район.

 

Луна разбудила, надеясь на чудо,

Что я непременно пойму,

Как ей, желтобокой, приходится худо,

Что ищет друзей по уму.

 

Она попросила о скромной беседе,

Я вежливой просьбе вняла.

Давно мы со спутником были в соседях,

Молчали порой досветла.

 

И время пришло познакомиться ближе:

Тем более, не было сна.

Луна приглашала о мире услышать,

О море, о звёздах сполна.

 

И мы рассуждали о сутках сначала,

О дне от зари до зари,

О ночи беззвёздной слова прозвучали,

О том, кто миры сотворил.

 

В бессонницу много с луной обсудили,

Пока не сморило меня,

Но, чтобы о жизни мы всё разъяснили,

Дождусь окончания дня.

 

 

                                    ***

В дрёме, сне наполовину, направляюсь в мир затей

Между тем, что помню точно, и фантазией моей.

Почешу большую спину у чудовища Лох-Несс,

Чтобы он из башен серых выручал со мной принцесс.

Ухвачусь за гладку шею я руками не ропща -

Проплывём по пенным волнам, путь меняя сообща.

Нам укажет сборник сказок, где волшебные ключи.

Я его в кармане спрячу: «Только ног не щекочи!

А не то скачусь по волнам, и встречай меня Нептун,

И ключи мне не помогут для наладки тонких струн».

Я бы вызвал арфой птицу, рая птицу — Алконост,

Чтоб из мира и покоя создала она мне мост.

По мосту мы с верным другом попадём из царства сна

В комнату мою досуга, хоть она ему тесна.

Я Лох-Несса знаю долго, он кровати будет рад.

Мы не раз с ним засыпали под великий звездопад.

Как бы ни было прекрасно на перине спать морской,

Просыпаясь в мире нашем, друга я беру с собой.

Что бы делал я без сказок, находясь в объятьях сна,

Как бы жил я без фантазий, где бродил бы дотемна?

В дрёме сон наполовину, там мифический герой

Из простого теста вышел с книгой сказок под рукой.

 

 

                                     ***

Сон, подобно сказке светлой, Муку в туфлях от ушей,

Семимильными шагами покидает ряд траншей,

Забирается на гору, машет радужно рукой.

Между тем, что было морем – то сегодня водопой -

Между полем и долиной – им уже немало лет -

Сон счастливый и ранимый занимает свой пикет.

 

Сон садится в позу «лотос», острых туфель к небу нос,

Избавляется от мыслей, примеряя свой вопрос:

Как задать посыл получше, чтобы он плоды принёс?

Медитируя, дыханья соблюдает строго ряд:

Вдох и выдох на задержке – так ко сну благоволят...

 

«Чтобы твой посыл яснее и объёмнее дошёл,

Мысли выбери светлее и окутай в нежный шёлк.

Спящий сам придаст им форму из картинок, в сумме дней

Выбирая, что поближе и для разума ясней».

 

Сон потягивает спину, получив прямой ответ.

«Значит, форма — это мимо? Только шёлк и только свет?»

Разминает ноги в туфлях, собираясь снова в путь.

Сон выходит на работу – мы ложимся отдохнуть.

 

 

 Какой теперь я домовой?

«Нафаня! Сундук отняли, сундук со сказками… „

Домовёнок Кузя

 

Какой теперь я домовой?

Украли сказки.

Мне суп не нужен дармовой.

Возьму салазки -

И в лес устроюсь гнездовым

На леших каркать.

И буду я невыездным

И без хибарки.

Стихов не знаю, сказок нет,

Кому я нужен?

Лесничий скажет: “Дармоед!»

Один я сдюжу...

Но что под стульями блестит?

Моя потеря!

И вдруг вернулся аппетит -

Я в чудо верю!

 

 

              День-трудяга

На крышу забирался старый день,

Садился на стропила и вразвалку

Отстёгивал пружинистый ремень,

Один конец завязывал на балку,

Другой — за солнца тёплую ступень.

 

Он проверял на прочность свой канат:

Подёргивал; и смелою ухваткой,

От пройденной работы красноват,

Спускался вместе с солнцем на закат.

И, пользуясь ремнём как рукояткой,

День возвращался к вечеру назад.

 

 

          Муза

Свесив ноги с облучка

Облака ручного,

Муза, что-то бормоча,

Ищет неземного.

Кто художник и поэт,

Цветовод и скульптор?

Кто доподлинно эстет

И участник культа:

Знает заповедь творца

«Создавай и радуй»;

Что иголка из яйца

Молодцу наградой;

Что Гомер и соловей

Где-то в мире вместе,

А Иванушка трофей

Добывал невесте?

Муза бодро подмигнёт,

Лишь найдёт свой слиток -

И отправится в народ

Создавать напиток

Из забытой дар-травы,

Музыки и слова,

Чтоб земные соловьи

Зазвучали снова.

 

 

   Вперёд в Нетландию

На детских головах пыльца.

Ещё не поздно

Вернуться к папе и с крыльца

Смотреть на звёзды.

 

Вернуться к теплому шатру,

Уснуть в вигваме

И в африканскую жару

Ходить в пижаме.

 

Ещё есть время долететь

Домой обратно

И очень медленно взрослеть

И аккуратно:

 

Сбивая первую росу,

Стремиться к маме,

Плести цветочную косу

Лохматой Нане.

 

Ещё есть время поиграть

В отца и дочек,

По-детски в губы целовать:

«Ты мой цветочек».

 

Ещё есть время, но летят

Навечно дети

В страну загадочных зверят,

Навстречу йети.

 

На встречу с грозным кораблём,

Пиратским флагом,

Ходить под шкурой дикарём

Своим отрядом.

 

Спасаться в море и играть

С бумажным змеем,

Учиться слепо доверять

Цветочным феям.

 

Летят в секретное дупло,

Где мох расстелют,

Где ночью сказочно светло,

Где не взрослеют.

 

 

Мальчик и оловянный солдат

Между пыльных картонных фигур,

И машин, и домов деревянных,

И шаров разноцветных стеклянных,

Музыкальных простых партитур

Ни шутник, ни ковбой-балагур -

 

Оловянный влюблённый солдат,

Покоривший навек балерину,

Прикрывал ей бумажную спину,

Заступая на вечность в наряд,

И мечтал, что он будет женат.

 

Представлял, что в забытом шкафу

Две фигуры, размерами с пальчик,

На глазах подрастающий мальчик

Заберёт на большую софу,

Подражая в игре сватовству.

 

И задаст самый главный вопрос

Балерине солдат оловянный:

«Вместе будем стоять неустанно?

Для тебя эту службу я нёс

Через бури и тысячу гроз».

 

Он просил бы, конечно, просил

У бумажной любимой согласья,

Но потухли мечты в одночасье:

И ребёнок играть не входил,

И сказать что-то не было сил.

 

Пребывали игрушки в тиши

И несли непосильное бремя.

Наступило взросления время-

И мальчишка открыл стеллажи!

Он теперь на страницах спешил

 

Прочитать, как влюблённый солдат,

Покоривший навек балерину,

Прикрывал ей бумажную спину,

Заступая на вечность в наряд,

И мечтал, что он будет женат.

 

 

Взаймы у детства

В доме на дереве

В доброе верили!

Сказки нам были ключом

 

К миру эльфийскому,

Смехом не прыская,

С ангелом шли за плечом.

 

Было немерено

Игр отмерено

Нам на ребячьих весах:

 

Пряток до вечера,

Карты расчерченной

С кладом в садовых цветах.

 

Были мы гномами,

Кем-то ведомыми,

Были бесстрашными мы.

 

Взять бы фантазии

В однообразие

Взрослым у детства взаймы!

 

 

Чай из липовых соцветий 

Дорогому дедушке 

 

Чай из липовых соцветий

Остывает на столе,

Мёд из солнечных столетий

Превращается в суфле.

 

Пчёл, отстроившихся в соты

Цвета жжёного – янтарь –

Утром ждёт поток работы,

Намекает календарь.

 

Манит сладостным нектаром

Липы чистая пыльца!

Пчёлы маленьким пожаром

Налетают на юнца.

 

Что укусы, жало, шпоры

Пчёлки дикой, заводной?

Мальчик с низенькой опоры

К ветви тянется рукой.

 

Банка сказочных соцветий,

Чай душистый до краёв –

Липа стоила столетий,

Липа стоила трудов.

 

 

Сказание Уссурийского леса

1. Сердце медведя

 

В берлоге суровой, ненастной зимой

Родился смешной косолапый.

И мех ещё был у него негустой,

И лапы особенно слабы.

 

Медведица жарким большим языком

Рождение сына встречала.

Его материнским спасала теплом

И крепко во сне обнимала.

 

Провыла метелица март и апрель,

Растаяли белые снеги.

Морозы забрали ветров канитель -

Пора просыпаться от неги.

 

И хвостиком бурым на солнечный свет

За мамой юлил медвежонок.

Казалось, что ярче явления нет,

Чем жёлтое солнце спросонок.

 

Малыш, удивлённый шуршанием трав

И новыми звуками леса,

Играя, три ветви зубами сломав,

Не выказал к ним интереса.

 

Медведица, за зиму оголодав,

Кормя небольшое потомство -

Не против сыновьих проказ и забав -

Отправилась на рыболовство.

 

И восемь лохматых мозолистых лап

Пришли к небольшому обрыву,

И восемь мохнатых мозолистых лап

С обрыва спустились игриво.

 

Гудела, ревела, вздымалась река,

Добычу медведям давая.

На рыбу в два смелых опасных прыжка

Накинулась мать молодая.

 

Потомство, увидев блестящий пример,

Игриво реке прорычало

И, прыгнув к добыче на детский манер,

В теченье неловко упало.

 

И била волнами река малыша.

Стихией несло медвежонка,

А мама по берегу, еле дыша,

Бежала, взывала к ребёнку.

 

Но тщетно ревела медведица-мать.

На дне упокоилось сердце:

И зимы, и лета по-ангельски спать

Река уложила младенца.

 

2. Сердце тигра

Разъярённым рычаньем пронзила

Угодившая в зубья тигрица.

Убывали в отчаянье силы,

Ей в неволе лежать не годится.

 

Нужно вырастить смелым котёнка,

Но людей научить сторониться

И рычать оглушительно-громко,

И пыреем ползучим лечиться.

 

А тигрёнок, взволнованный воем

И не знавший лесного капкана,

Возле матери был в непокое

И подняться просил неустанно.

 

Вечер бросил в тайгу покрывало,

Солнце грустно покинуло сопки,

А тигрица бороться устала

И ждала человека на тропке,

 

И стонала, сбивая дыханье,

А котёнок стенаниям вторил.

Подготовила жизнь испытанье:

Одиночество, голод и горе.

 

И уснула страдалица-кошка,

И крутился тревожно тигрёнок:

Кто теперь поведёт на кормёжку

И оближет мордашку спросонок?

 

Не зажечь ему искорку в маме:

Одолела капканова сила...

Часто утром густыми кустами

Здесь медведица к речке ходила.

 

Косолапая знала потери:

Не спасла из реки медвежонка.

Кто не верил, всем сердцем поверит-

Удивительна жизни воронка.

 

Материнскому следуя чувству,

Приласкала медведица тигра.

Это, видно, природы искусство

Или бога нечестные игры.

 

Обнимала когтистая лапа

Неродного чудного ребёнка,

Пусть и верится в хищников слабо,

Но медведь полюбила тигрёнка.

 

И с тех пор и на реках, и в чаще,

На охоте, с желанной добычей

Обитала семья с настоящим,

Небывалым душевным величьем.

 

 

                    ***

Не слышу я в ракушке моря.

Они, наверно, в крупной ссоре?

Попала раковина в руки -

Пропали волн и чаек звуки.

 

А я надеялась с прибоем

Уснуть с полуночным отбоем,

Сложить ракушку под подушку,

Устроить с морем им прослушку...

 

Не дышит в раковине море.

Молчит и думает о горе.

Отмечу важный пункт в науке:

Их связь непрочна при разлуке.

 

 

                  ***

Когтями по полу цок-цок,

И хвост трубой.

Пойдём, хозяйка, на крыльцо:

Рассвет чудной!

 

Пускает зайчиков на снег

Гурьбой скакать.

Идём скорее, человек,

Во сне тоска!

 

Я шёрстку важно распушу,

А сам — дугой.

Бежим, пожалуйста, прошу,

Рассвет какой!

 

 

                Майская сакура

Майская сакура, нежные линии,

Чем ты питаешься? Русскими ливнями?

Снится ли родина, снится Япония?

Мы бы тоску твою полностью поняли.

Птицы зимой перелётными клиньями

К солнцу стремятся дорогами длинными.

 

Ты не мечтаешь, краса иностранная,

В холод сезонный летать между странами?

Пусть лепестки розоватые, белые

В небо поднимутся птицами смелыми

И, обживаясь под грозами ранами,

Пробуют земли достигнуть желанные.

 

Майская сакура, чудо ветвистое,

Зря ли надела цветы бархатистые?

Видишь, красавица, наше внимание?

Помни России любовь и признание.

Пусть лепестки облетают душистые,

Мчатся на родину небом неистово,

Как журавли перелётными клиньями

К солнцу стремятся дорогами длинными.

 

 

           Чернобыль

Чернобыль — это боль и быль,

Когда светящаяся пыль

Лежит на много смертных миль,

Живых сжигая.

 

Молчат промозглые с утра

Хозяйства, полные добра.

Повсюду смерти и хандра

Людей сживают.

 

Животных судьбы тяжелы.

В пустые прячутся углы,

Грызут сосновые полы

Больные мыши.

 

От пуль домашние коты

Бегут и спят до темноты,

Пока оружий диких рты

Не станут тише.

 

Солдату здесь невмоготу

Стрелять в собаку на посту,

Но, если вам начистоту,

Приказ превыше.

 

Зачистить велено район,

И дружный, скромный легион

В необработанный фургон

Кладёт пожитки.

 

Кому до жизни недосуг,

Несёт, не разгибая рук,

И в радиации сундук,

Иконы, нитки.

 

Земли снимают лоскуты,

Хоронят верхние пласты

В саду без лишней суеты,

Простой лопатой.

 

А ветви гнутся от плодов,

И каждый внутренне готов

Набрать на несколько мешков

Хлебов богатых...

 

И после в чьём-то рукаве,

В изнаночном, на куртке, шве

Чернобыль едет во главе

Военной части.

 

Одежда светится, фургон,

Блестит заряженный район.

Он ядом чистым озарён

И мёртв отчасти.

 

 

             Монолог рыбки

Я б сменила плавники на крылья,

Птицей облетала небеса,

В паре танцевала бы кадрили,

Горы изучала и леса.

 

Редко вспоминала бы на гнёздах

Взморника пушистую кровать.

Клювом бы вдыхая чистый воздух,

Стала по земле я щеголять.

 

Только мне мечтать и остаётся.

Вредно ли погрезить о камнях,

Тёплых от полуденного солнца;

Крыльях, набирающих размах?

 

Медленно осматриваю сушу:

Галька и сверкающий песок.

Клёкот, раздирающий мне душу,

В сердце пробуждает шепоток:

 

Там бы не хватало турмалина,

Ягодно-морского озорства,

Выкриков и щебета дельфина -

Звуков неземного торжества!

 

Хлопаю родными плавниками,

Вижу неизученный простор:

Скалы и теченье между нами,

Рыбок шаловливость и задор.

 

Я бы ни за что не поменяла

Лилии на частый сухостой,

Живость василькового коралла,

Где сверкаю медной чешуёй!

 

 

                   ***

Под подошвой гора хрустела

Под подошвой гора хрустела -

Я смотрела наверх с мольбой.

На вершину взойти — полдела,

И полдела — взойти живой.

 

Я держалась что было силы,

А порода звала меня

И по склону наверх манила,

Очаровывая, пьяня.

 

Тяжелее давались вдохи,

Каменистый, тернистый путь.

Не шаги оставались — крохи,

До вершины рукой махнуть.

 

Я карабкалась. Кровь кипела,

Но струился холодный пот.

Отдавалась горе всецело,

Находя в ней мечты оплот.

 

И наутро зари достигла,

И смотрела на мир с гольца.

Никакая не знала книга,

Как прекрасна рука творца.

 

 

            Влюблённые под солнцем

Через сплетение ветвей с доглядом Феба

На клуб, парящий над травой, смотрело небо.

Горело солнце наверху; как жизнь, горело

Влюблённых, ставших заодно, земное тело.

 

И время шло, и люди шли тропой знакомой,

Но мимо двигались они травы зелёной.

А над травой клубился дым сердец горящих,

Им время грезилось иным — непроходящим.

 

 

                       ***

Я — паспорт в кожаной обложке

Я — паспорт в кожаной обложке,

Я — лист из чисел и чернил.

Меня компьютер начертил

И подал карточкой на ложке.

 

Неважно, врач я, топонимик,

Поэт, кондуктор иль алхимик.

В реестре только чисел ряд,

Из цифр загадочный отряд.

 

Я человек — огонь и полох?

Я мудрый, гений или олух?

Есть чисел в сети целый ворох,

Но не найдёшь: я шум иль шолох?

 

Как просят номер мой и подпись

В рубашках белых господа,

Так я душевных качеств опись

Просил бы на руки всегда.

 

 

                     ***

Покажите мне кладбище слов,

Что за годы мы не досказали,

Не услышали и не узнали...

Покажите мне кладбище слов.

 

Я бродить там часами готов,

Из находок кропать предложенья

И устраивать мыслей сраженье,

И скорбеть об утратах готов.

 

Похоронены сотни томов

Ненаписанных некогда текстов

И стихов позабытых, из детства

Разговоров у наших домов.

 

Покажите мне кладбище слов,

Разыщу в нём романов идеи

И безумные, может, затеи -

Даже их разузнать я готов.

 

Только б жили десятки веков

В голове и на прочной бумаге,

А не где-то, в забытом овраге,

Несусветные скопища слов.

 

 

                     Сонет

   Памяти Муслима Магомаева 

 

Мы будем жить в обличии планеты,

В бескрайнем неизученном пространстве.

В присутствии космического света

Тебе я покажу поля Прованса,

 

Лаванду, что оттенка фиолета.

О ней поэты складывают стансы,

О ней слагают искренне сонеты

На русском, на французском, на испанском...

 

Тебе я покажу родную Землю,

Где песню мы от сердца отрывали,

А слушатели самой дальней дали

 

Нам преданно куплеты подпевали

И, музыке фортепиано внемля,

Навеки нас как пару обвенчали..

 

 

         Осознание

Нанять бы плакальщиц

Оплакивать сады,

Рыдать отчаянно

За вымерших животных.

 

Нанять бы плакальщиц

Задолго до беды!

Земли окраины

(От водных до безводных)

 

Теряют целостность,

И даже океан

Ждёт скорой помощи,

Купаясь в жиже нефти.

 

Теряет целостность

Земля, а нам, а нам,

Хоть что-то стоящим,

Понять всё было б к чести.

 

 

                           ***

Уносит дикое зверьё в оковы города.

Лесничий, стоя с топором, сминает бороду.

И мысли бродят в голове: «Устроил проводы.

Дай сил великих, боже мой, губить без повода.

 

Нам через пару сотен лет с лисой не встретиться.

Пустеют норы, и не спит зимой медведица.

Мы перемалываем лес, как зёрна мельница,

А сойкам, зябликам, дроздам и в смерть не верится...

 

Косули в поросли бегут, шуршат копытами,

А гнёзда в травах и кустах лежат забытые.

Деревья будут в городах домами, плитами,

Но жизнью, жизнью вековой в лесу добытыми».

 

 

      Землетрясение

Показания выше шкалы.

Ходуном потолки и полы,

И побелка слетает в углы,

И становятся стены голы.

 

И становятся стены голы.

Разбивается чешский хрусталь,

Умолкает навеки рояль,

Отыгравший в квартире балы.

 

Ходуном потолки и полы.

И трясётся пустая кровать:

Больше некому в ней засыпать

И менять на подушках чехлы.

 

И побелка слетает в углы

День и ночь в запустении тлеть,

Понимая, что близится смерть,

Если нет ничего, кроме мглы.

 

Показания выше шкалы,

И шкафы улеглись на полы,

Улеглись под завалы столы...

Показания выше шкалы.

 

 

                Пыль

Пылится гребень для волос

На старой полке.

Он словно в дерево пророс,

Не видя толку.

 

Пылятся книги-кирпичи,

Стихи Бодлера.

В них жизнь отчаянно кричит,

Любовь и вера.

 

Пылится кованый сундук

С его приданым.

В нём платья, фартуки, сюртук

С большим карманом.

 

Пылится мятая тетрадь,

И старожилом

Часы пытаются не спать,

И кровь по жилам.

 

Остыла жизнь на чердаке,

Стареют вещи,

Ведь мы уходим налегке.

Как можно легче.

 

 

            Давно не виделись

Метро, метро, давно не виделись,

Ведь я веду другую жизнь:

Меняю домики-обители,

Пока ты строишь этажи,

Пока растёшь и сетью ширишься

Под возглас радостной Москвы.

Метро, метро, а ты решилось бы

Дойти составом до Невы,

Обжиться в незнакомом Питере

И снова в незнакомый путь,

В непостоянные обители

Когда-нибудь, когда-нибудь?

 

 

               Метро

Идёт вагон по кольцевой,

Полупустой, полуживой.

В нём люди редкой чередой

Сидят со сгорбленной спиной.

 

Поёт динамик: «Баю-бай,

Москва большая, засыпай,

И мысли за день невзначай

В объятья ноченьке отдай».

 

Везёт вагон по кольцевой

Уставших путников домой

От бега, хаоса долой,

За долгожданной тишиной,

 

Где можно думать и читать

За чаем свежую печать,

Где нужно силушки добрать,

Чтоб завтра двигаться опять.

 

 

      Сцена в театре

Стоит играющий актёр

На тускло освещённой сцене.

Он к залу руки распростёр,

А в креслах общее смятенье:

Куда пропало вдохновенье,

В театре новый режиссёр?

 

Толпа не видит озаренья,

Трактовкой книги недовольна:

«И это новое творенье?

Не слишком было своевольно?»

Сюжет, рассказанный фривольно,

Увидел только ополченье.

 

Актёр, не чаявший души

В работе до седьмого пота,

И слова вставить не спешит.

Толпа не стихла ни на йоту,

А он смеётся отчего-то,

И сцена, кажется, дрожит.

 

Идёт прощальная минута.

Волной из зрительного зала

На выход утекает смута.

Неловко б ей за дверью стало...

Актёр смеётся до финала

И после тоже почему-то.

 

 

                ***

Моё сознание — дворец

Из памяти и мыслей.

В стенах начищенных скворец

Из песен коврик выстлал.

 

Звучит скворцовая струна

Пронзительно и тонко.

Настолько музыка стройна-

Изгибом Амазонки.

 

Течёт мелодии река

Из недр подсознанья,

Она проворна и легка

На фоне мирозданья.

 

Мне память строит этажи

Конструктором из детства.

Осталось стены заложить,

На то другие средства:

 

На то есть опыт и года,

Падения и взлёты,

Полос широких череда

С вопросом вечным: кто ты?

 

На то есть люди и следы,

Оставленные в мыслях;

И размышления плоды,

Потерянные в числах.

 

Моё сознание — дворец,

Где в памяти есть цельность.

И я сама себе кузнец,

Свою я знаю ценность.

 

 

                    ***

Ты дождалась небесной манны

Побыть с собой наедине

И в парке, в облаке тумана,

Плывёшь вдоль Тыльжи в полусне.

О важном думать слишком рано,

Мечтать? Не вовремя втройне.

 

На дождь несмелый невзирая,

Бредёшь, насущным занята.

Туман, завеса дымовая,

Окутал города места.

У красно-жёлтого трамвая

Померкли прежние цвета,

 

И в радость облик светло-серый

Домов немецких, медных крыш...

Пройдёшь и выставки, и скверы

И вряд ли их определишь,

Но насладишься атмосферой-

Её сама не повторишь.

 

 

     Ассоциативное

Есть у природы ноты.

«До» — колокольный звон,

Дождь на пологой крыше,

Льющийся в унисон.

«Ре» — ожиданье встречи,

Мыслей аттракцион:

Мудрых, местами пышных,

Только бегущих вон

В маленькие блокноты

Будущих ждать времён.

 

«Ми» – танцевальный вечер,

Радуга- исполин.

Как бы сказал Есенин?

Краше любых картин?

«Фа» — завыванье ночи,

Звуки лесных глубин,

Тени, сплошные тени,

Свист из глухих лощин,

Мысли на чёт и нечет,

Может, немного сплин.

 

«Соль»- воркованье птицы,

Нового дня восход;

Солнца большие руки,

Словно к душе пин-код,

Чтобы опять проснуться -

Вечный круговорот.

«Ля» — повышенье звука,

Спектра земных частот.

«Си» — аромат душицы,

Радостных чувств полёт.

 

«До» повторяет ноту

Первую из восьми...

Выбери, в нотах кто ты?

Авторы, верно, «ми» ...

 

 

                           ***

Я несу в себе стихи, словно тяжесть,

Как сосуд на голове носят даже...

Мне бы строки по пути не растратить,

А не то не знаю, как собирать их.

 

Будут гулом по земле раздаваться,

Эхом вкрадчивым в лесу отдаваться,

И тогда не соберу рифмы в благость,

И поэтому сейчас груз мой — в радость.