Можжевеловый дом

*** 

     Маленькая птица резво пролетела над водной гладью. От быстрых взмахов крыльев появился небольшой водоворот. Силы были на исходе, воробушек устало дрожал и торопливо летел к берегу. Сердце вырывалось из груди.  

     Перья засеребрились. Тепло разлилось по телу, унося усталость. Крылья затрепыхались чаще, неся птицу к берегу. Воробушек преодолел край озера, перья вспыхнули и осыпались. На влажном песке сидел мальчик, качаясь из стороны в сторону. Его тянуло в небо, руки подрагивали. Одеяние из мешковины было велико и раздражало нежную кожу. Мальчишка нервно почесался, оставляя на бледном теле красные полосы и морщась. Голод, жажда и необъяснимая тяжесть головы мучали его. В горле появился увесистый комок, мешающий дышать. Мальчик глубоко вдохнул и задержал дыхание. Что-то велело ему идти в лес. Он не двигался. Чувство становилось все навязчивее. Ребенок не выдержал, вскочил и побежал на зов неведомой силы.

     Серая тропинка вытекала из песка и извилисто вела в чащу. По обе стороны рос можжевельник. Босые ноги словно парили над дорогой, унося ребенка глубже в лес. Куски коры и маленькие ветки липли к ступням, поэтому мальчик останавливался и тер ногу о ногу, стряхивая щепки. Кустарники тянулись друг к другу, сужая путь. Пробираться становилось труднее, ветки царапали кожу, и он убавил шаг. Кусты сомкнулись перед покосившейся избой, неприметно растущей, среди могучих деревьев. 

     Мальчишка перестал дышать, чтобы стать тоньше. Он протиснулся между колючими ветками, выдохнул и осмотрелся по сторонам. На пороге сидела девушка и перебирала темно-синие ягоды. Услышав шелест веток, она подняла голову и широко улыбнулась.

– Ааа, – протянула девушка, – сегодня великий день для тебя, не так ли?

     Мальчик вертел головой и непонимающе хлопал глазами. 

– Хану-Арев, здравствуй. Не топчись у порога, проходи в дом. – сказала девушка серьезным, но бодрым тоном. 

     Мальчик удивленно посмотрел по сторонам, немного помялся, кивнул и нерешительно зашел в избушку. Внутри она была неказистой: одна большая комната, в углу кровать, по центру большой самотканый ковер. Напротив кровати – печка, выдыхающая теплый воздух с ароматом жженого дерева и сена.  Полки, заваленные всякой всячиной, угрожающе прогибались, рискуя разломиться пополам и обрушить груз на и без того заставленный пол. Пучки целебных трав сухими кисточками спускались с потолка и наполняли дом чарующим запахом. Слишком пустой, аккуратный стол, приставленный к окну, казался лишним в этом идеальном беспорядке.  

     Хозяйка дома кивком указала на стул и начала хлопотать. Она металась то к одной, то к другой полке, вставала на табуретку и дотягивалась до самых высоких ярусов. Девушка привычными жестами открывала коробки́, банки, брала из каждой жменьку сухоцветов и ссыпала в заварник. Мальчик внимательно наблюдал. Она усадила чайник на печку, улыбнулась и, усевшись на соседний стул, уставилась на мальчишку.

– Ну, рассказывай! – Она подперла голову руками и внимательно посмотрела на гостя. 

– А что рассказывать? Если честно, я не знаю зачем сюда пришел. – Он грустно улыбнулся. – И кто ты тоже не знаю. Сидел на берегу… – мальчик запнулся. Его испугала мысль, что он не помнит, как там очутился.  

– Ты голоден, – она скорее утверждала, чем спрашивала. – Вы все сюда голодные заявляетесь, – с наигранным раздражением заявила девушка. – На вот! – Она вытащила из передника кусочек хлеба.

     Мальчишка схватил его и жадно откусил:

– Кто ефто, мы фсе? ­– спросил он. Несколько крошек вылетели и упали на стол.

– Все, кто приходят, – таинственно ответила она и смахнула крошки на пол. 

     Мальчик оторвался от еды и внимательно посмотрел в большие янтарные глаза. Прядка волос выбивалась из тугой косы, огибающей голову, и лезла в глаза.

– Угу, – он завороженно кивнул, – значит я не один тут был? Кто ты? – Он по-прежнему смотрел в глаза девушке. Она тряхнула головой и заморгала

– Не один. Всякий, кто на ступень выше шагает, ко мне идет. Тэл, может, и дарует вам обличие новое, но память забирать любит. Не было еще того, кто спокойно это пережил. – Она чувствовала себя не уютно под слишком серьезным для ребенка взглядом. 

– Обличие новое? Да я сколько себя помню… – он снова запнулся.

– Воот, а я о чем? – протянула девушка, довольно улыбаясь. – А сколько ты себя помнишь? – Она посмотрела прищуренными глазами на мальчика. – Не трудись, все равно не получится вспомнить, – по-детски задиристым голосом сказала она. – Ты посиди с минуту, я кое-что по хозяйству сделаю и все объясню.

     Она встала, взяла поленце и кинула в печь. Огонь с жадным хрустом прожевал его и разгорелся сильнее. Девушка пересыпала темно-голубые ягоды в тарелку, зачерпнула чашкой воду из ведра и поставила перед мальчиком. Он благодарно кивнул. Она подошла к сундуку, вытащила из него аккуратно сложенную одежду и положила на кровать. Хозяйка развернула рубаху и придирчиво осмотрела ее. К рукаву прилипла черная нитка, девушка аккуратно сняла ее двумя пальцами, сложила вещь и кинула нитку в печь. Мальчик внимательно наблюдал за ней, стараясь не шевелиться. 

– Вот слушай. – Она снова села перед ним. Мальчик вздрогну от неожиданности и перевел взгляд. – Тэл создает нас метами, мы выполняем задания, получаем обводы. Все они разные, каждый что-то да значит. Прерывистый – хитрость, сплошной – мудрость и так далее, – она скучающим голосом рассказывала вызубренный до дыр текст. За последние несколько Новорождений в нем не поменялось ни слова, ни одна фраза не была добавлена или выкинута прочь. – Все, что ты накопил создает тело буты. Уникальной! Ни одной такой не будет в Дериоха.  

– А если не накопил? – встрял мальчик. Он с грохотом водрузил локти на стол и оперся подбородком на руки.

– Это другой разговор, – с улыбкой сказала она. – Бутой ты служишь Дериоха и дожидаешься момента, пока твое зерно не загорится. Когда оно начинает мерцать, обручи объединяются, а оставшиеся падают в озеро, чтобы очистить воду. Когда вода становится чистой, наступает Новорождение, Тэл создает меты, а вода дарит им жизнь. Буты же или деревом, или горой, или материей, или водой становятся. – Она загибала пальцы и смотрела в потолок. – Так, ты познаешь Дериоха и открываешь разные секреты, если, конечно, получается.

– Но какой в этом был смысл? ­– грустно спросил мальчик. – Я ведь… я же все забыл. Мудрость эту, копи не копи, сближайся с Дериоха не сближайся, какой в этом толк? – Он всхлипнул. – Эх, дурак я, раз все позабыл. 

– Ну, что же ты загрустил? – Она взъерошила ему волосы. – Все через это проходят, говорю же. – Она улыбнулась и, немного подумав добавила: – Хочешь, открою секрет? – она не дождалась ответа. – Раз ты ко мне попал, значит сделал много хорошего. – Она заговорчески посмотрела по сторонам и почти шепотом добавила: – Это остров Познавших. Он для тех, кто нашел середину. – Девушка оживилась. Ей нравилось успокаивать новоиспеченных людей, нравилось рассказывать тайны, взъерошивать волосы, смотреть как в глазах загорается задор или появляется печаль. 

     Мальчик улыбнулся.

– Вот, видишь! – Кончики ее губ подпрыгнули, а глаза засветились. – Дальше слушай. – Она сощурилась. – Как только твоя душа сливается с Дериоха, ты становишься зверьком или птицей. 

– Правда? Я в самом деле был зверем? А кем? Кем я был? – затараторил мальчик.

– Всему свое время. Ты сам должен вспомнить. – Она наклонилась и подмигнула. – Не переживай я помогу.

     Мальчик растеряно посмотрел по сторонам. Не подслушивает ли кто.

– Зверьками мало кто становится. Если твое зерно слабо, Дериоха его поглощает вместе с обличием и не поднимает на четвертую ступень. Знаешь, зачем становиться зверьком?  – Она не дождалась ответа. – Чтобы ты к голоду и жажде привык, научился жить по новым законам. 

     Мальчик открыл рот и широко распахнул глаза от удивления. Ему стало обидно, что он ничего не помнит.

– А почему я не остался птицей… ну, или зверем? Хотя, наверное, птицей. Мне так кажется. – Он смущенно посмотрел на руки. 

– Как только становишься разумнее, Тэл дарует тело человека и забирает память. Это шанс начать все сначала… поменять себя, например.

– Но ты говоришь, что поможешь мне вспомнить. Зачем? Это же мой шанс… – Он снова смутился.

– Ты пришел ко мне, значит так хотел Тэл. 

– А если я не хочу?

– Ступай, – спокойно сказала она и подошла к двери. 

     Мальчик поерзал на стуле, посмотрел по сторонам и тихо спросил:

– Ты сказала, что мне повезло. А если бы я появился в другом месте, что бы было?

– Тебе бы повезло в любом случае. – Она широко улыбнулась. – Перейти на последнюю ступень может не каждый. Там, – она многозначительно кивнула, – ты бы жил по другим законам. В Коаре, например, изучал бы искусство Дер. Был жадным, лицемерным или еще каким-нибудь. В Орибине познают силу Оха. Дружелюбие, честность и все в этом роде.

 – Но они же не могут быть преданы только силе Оха или Дер. Должно же быть что-то противоположное, да? 

– Ой, это сложно объяснить. Если в тебе сила Дер, то все, что ты делаешь во благо кому-то, считается предательством. Заставил ты человека пожадничать, он не дал бедняку кусок хлеба и тот умер. Вроде сила Дер, да? – Она вопросительно посмотрела на мальчика. Он кивнул. – А нет, тот бедняк должен был стать темным колдуном и развязать в Коаре войну. Поэтому жадина воспользовался силой Оха. Если тобой движет Оха, и ты используешь ее с плохим умыслом, то ты предатель. Ты наделен щедростью, дал бедняку хлеб, но помыслы твои были корыстны, и совершал ты этот поступок, чтобы вину перед Тэл загладить. Вроде снова поступок хороший, ты же спас бедняка, да? – Она подняла глаза. Мальчик с сомнением покачал головой. – Воот, верно, поступок совершался из эгоистичных побуждений, значит это сила Дер. 

– Предать свою силу, значит нарушить закон? – уточнил мальчик. 

– Да. – Она улыбнулась.  

– Плохо, что нужно слепо верить в Дер или Оха, – подвел черту мальчик и грустно посмотрев на хозяйку.

     В печке треснуло полено, сноп искр вылетел наружу и быстро погас.  Оба дернулись и повернулись на звук. 

– Это не плохо и не хорошо. Таковы законы. Тебе бы они понравились, – с улыбкой сказала девушка. 

     Комнату наполнил приятный аромат трав. Пахло мелиссой, липой и немного горечью.   

– Чай готов.

     Девушка сняла с огня чайник и укутала в тряпки.

– Он должен немного настояться.  Съешь ягодки и переоденься, одежда на кровати.

     Мальчик закинул горсть ягод в рот. Он встал, подошел к кровати, взял аккуратно сложенное одеяние и смущенно спросил: 

– Тут переодеваться?   

– Нууу, – она прищурила один глаз, – можешь выйти на улицу, повернуть налево, потом направо, – девушка загибала пальцы, – пройти прямо, там будет развилка, пойдешь налево и еще шагов триста. До баньки дойдешь, можешь в ней и переодеться.

     Мальчик лениво вздохнул и пробубнил:

– Не смотри. Здесь я останусь.

     Девушка усмехнулась, закатила глаза и повернулась к печке. Что-то звякало и билось друг о друга. Овощи с шумом плюхались в кипящую воду. Хозяйка ловко нарезала морковку, чистила картошку. Приятный аромат похлебки наполнил избу.

– А это что такое? – Мальчик поднял двумя пальцами непонятную вещицу.

– Шапка! – гордо ответила девушка, не оборачиваясь, и налила чай.

– Глупая немного, – пробубнил мальчик, хорошенько натягивая ее на уши.

     Он подошел к столу и вопросительно посмотрел на кружку. 

– Пей, Хану-Арев.

     По спине мальчика пробежали мурашки. Он без колебания поднял чашку и выпил все одним глотком. 

*** 

     Теплый чай растекался по горлу, приятно его согревая. Язык обожгло, и Хану-Арев поморщился от боли.

– Все хорошо? – беспечно спросила девушка.

– Да, просто голова кружится, – ответил мальчик, прижав ладонь ко лбу. 

– Это нормально, такое часто бывает, когда… – она осеклась.

– Когда что? – Он потер глаза. Все сливалось в цветное месиво. Он отчаянно пытался отделить краски друг от друга и расставить их по местам, но ничего не выходило. Голова начинала кружиться сильнее, цвета бледнели и все вокруг розовело. 

     Свет потух. Хану-Арев потряс головой и потер глаза. Перед ним возникло видение: 

     Он стоит на мертвой земле около высохшего дерева. Оно кажется чересчур большим и розовым. Его крылышки начинают трепыхаться, легкое тело поднимается в воздух. Он быстро летит, опережая лучи Тэл и пересекая Большую Воду. Силы почти кончаются, но вот перышки начинают серебриться. Воробушек из последних сил стремится к суше... 

– Я вспомнил, – с улыбкой, почти шепча, проговорил мальчик. Голос был еще слишком слаб. – Вспомнил это чувство. Как будто чай разливается по всему телу. Тепло и уютно сразу становится. Оно согревает тело внутри и превращает в человека. И усталость забирает. Я был воробушком. Летел долго, уже думал, что умру, а нет. Жив остался, еще и мальчишкой стал. – Он натянул шапку до ушей.

– Откуда же ты так долго летел? Поди со стороны гор? – Девушка внимательно посмотрела на него.

– Может оттуда, понятно почему травы не было и дерево сухое стояло рядом, – беспечно сказал он и сделал глоток воды.

– Мертвые земли? – в ужасе спросила хозяйка. Ее глаза округлились, руки немного дрожали.

     Она суетливо вскочила.

– Как же это? Что же делать? Нет, ну если он здесь, значит так надо, – бубнила она под нос. – Ошибиться-то Тэл не мог? Не мог! Но уточнить хорошо бы. – Девушка достала пыльную книгу, потрясла ей, смахивая мохнатый слой. – Ни-че-го, – еле слышно сказала она и захлопнула книгу.

– Ничего? А что ты искала? – Хану-Арев с любопытством посмотрел на нее.

– Нечего совать свой маленький нос, куда не следует, – с раздражением сказала она. Ее глаза округлились, она стыдливо посмотрела на мальчика. – Прости, я… я переживаю. – Она грустно улыбнулась. – Зверьком ты был не на нашем острове. Такого я раньше не слыхивала. Вот что, к главному мудрецу тебе нужно. Разузнай как там, да что. Ясно?

     Мальчик тупо смотрел в пол.

– Тебе ясно? – строго переспросила она.

     С визгом в окно прыгнула кошка. Она приземлилась на лапы и выгнула спину. Шерсть вздыбилась клоками, когти впились в дерево. Мальчик вскочил, уронив стул. С протяжным криком она кинулся на Хану-Арева. Когти драли шею, лицо. Они царапали руки и рвали одежду. Мальчик схватил ее за холку, пытаясь оторвать чудовище. Оно извивалось и кусало пальцы. Хозяйка ругалась, но в драку не лезла. Мальчик закричал и схватил зверя за хвост. Кошка двумя бросками высвободилась, перевернулась в воздухе, приземлилась и зашипела. Уши прижались к голове. Хозяйка топнула ногой, кошка пискнула и метнулась под кровать.

– Не знаю, что на нее нашло. Она очень ласковая.

– Ага, я заметил, – с обидой буркнул мальчишка.

– Нельзя тебе надолго оставаться, – сказала девушка, прижигая последнюю царапину, – ступай отседова, – она махнула в сторону двери. – Внимательно по сторонам гляди. Выйдешь от меня, шагов двести пройдешь, там среди можжевельника неприметная тропинка, по левую сторону, – она подняла вверх руку Хану-Арева, демонстрируя ориентир. – Поверни и иди дальше. Там уже разберешься, что да как. Тебе мудреца главного найти нужно. Скажи, что от меня пришел. Никому кроме него не говори, что я тебе сказала и ему все сразу не объясняй. Понял?   

– Понял, – мальчик испугано хлопнул глазами и высвободил руку. 

– На вот тебе еще хлебушка в дорогу, – она порылась в переднике. – Ты прости кошку-то мою. Она все никак человеком не станет. Уж Новорождений сорок так точно. Может от зависти и набросилась.

     Из-под кровати раздалось противное мяуканье. 

– Цыц, – погрозила пальцем девушка. – Иди, я провожать не стану. До свидания, Хану-Арев, не свидимся мы боле. 

– Спасибо тебе, – мальчик запнулся, – а как зовут то тебя? 

– Не положено тебе знать, – она подмигнула и усмехнулась. 

– До свидания, – обижено бросил мальчишка уже в дверях.

     Он протиснулся между колючими ветками и неспешно пошел по тропинке. Шаги были ритмичны. Хану-Арев бубнил себе под нос, пытаясь посчитать сколько он прошел. Кусты можжевельника отдалялись друг от друга, делая дорожку просторнее. Между ними показался просвет. 

– Страшно здесь, ­– сказал Хану-Арев, набрался смелости и ступил на мшистую тропинку.

     Ноги утонули в зеленом настиле. Шаги оставляли вмятины. Густой лес гостеприимно пропустил Хану-Арева, кутая его в теплую темноту.

     Тропа привела его к небольшой деревне. Поодаль от домов лежали бревна, окружающие костер. Семнадцать мужчин и женщин разных возрастов сидели вокруг него и горячо спорили.

– Нельзя допустить, чтобы ЭТО продолжало жить! – кричал самый молодой из сидящих.

– Тэл создал его, как и нас. Мы не можем пойти против Него. – спокойно и устало объяснил старец.

     «Наверное, он тут главный» – подумал мальчик.

     Плечо больно сжали, мальчик поежился:

– Ты кто такой? – грозно спросил голос.

– Хану-Арев, – морщась от боли проговорил он. – Мне нужен главный мудрец. Я от, – он запнулся.

– От кого? – строго пробасил владелец голоса и потряс мальчика за плечо.

– От той, что всех встречает. Она сказала, мне нужно к главному мудрецу. Сказала, что я… – он осекся. 

– Что? – прогремел голос. Ногти незнакомца больно впивались в кожу. Мальчик наклонялся, пытаясь унять боль и ослабить хватку.

– Послание велела передать, – увильнул от ответа Хану-Арев.  

– Подожди пока закончится совет, – удовлетворенно сказал голос и строго добавил. – И не грей тут уши!

     Мальчик кивнул и отошел в сторону. «Меня обсуждают…» – предположил он.

     Хану-Арев бесцельно бродил по деревне. По обе стороны возвышались однотипные деревянные домики. Мальчик повернул. Дома сменились на каменные. Они возвышались над дощатыми братьями и казались более величественными. 

     Раздался скрип. Хану-Арев поднял голову. «У древнего Ворона». Вывеска угрожающе качалась на ветру, лязгала и скрежетала ржавыми цепями. Мальчик огляделся по сторонам и заглянул внутрь. Щеки обжег теплый воздух, вырвавшийся из таверны. Пахло жженым хлебом, картошкой и хмелем. 

– А я гврю, – каркал пьяный мужчина, – что не с проста! Не спрста Тэл… ну эт самое – он посмотрел на свой нос и громко икнул.

– Замкнулся в кольцо! – еще громче подсказал товарищ и и с грохотом поставил кружку на стойку.

– Неееет, – потряс пальцем перед глазами собеседника пьяница, – не с про-ста Тэл создал ЭТО! – он ткнул пальцем в грудь приятелю.

     Хану-Арев поежился и открыл дверь шире. Второй раз он слышал про «ЭТО», и второй раз его мучает чувство, что обсуждают его. «Но как они узнали?». Он зашел внутрь и отодвинул стул. Что-то с грохотом упало на пол. Пьяницы обернулись.

– А ну пшел от сюда мелкий! Тебе сюда нельзя! Пшел, не слышал, что ли? Или тебя вышвырнуть метлой?

     Хану-Арев попятился назад. Ладонь нащупала дверную ручку. Мальчик навалился на нее и вырвался наружу. Он тяжело дышал, непослушные ноги понесли в глубь деревушки. Улицы петляли и путались. Мальчик остановился, чуть не врезавшись в позеленевший от мха каменный дом. Лианы плюща тянулись с крыши и оплетали перила лестницы. Хану-Арев отдышался и зашел внутрь. Звякнул колокольчик. Среди завалов показалась лохматая рыжая голова.

– Чего тебе, малыш? – приветливо спросила женщина.

– Как думаете, ­– он сделал нерешительный шаг, – почему появилось ЭТО? – его глаза бегали.

– Я смотрю ты не совсем понимаешь, о чем говоришь, – с теплой улыбкой сказала женщина, выходя из-за прилавка. Она прищурилась.

– Еще как понимаю, – соврал Хану-Арев. Тон был по-детски обиженным. 

– Я всех тут знаю, – она сделала пару шагов вперед. Хану-Арев отступил, – а тебя раньше не видела. Откуда ты взялся?

– А я новенький! – визгливо ответил мальчик.

– Новенький? – женщина снова прищурилась.

– Новенький! – гордо подтвердил мальчик. – Только вчера сюда перебрался.

– Да? – подыграла женщина, – небось еще никого не знаешь?

– Не знаю.

– Так ты к главному мудрецу пожаловал?

– К нему, – растерянно подтвердил Хану-Арев.

– Слушай, тогда у меня для тебя поручение, – она деловито зашла за прилавок и достала мешочек. – Передай это ему, скажи, что от Хасины. 

     Мальчик похлопал глазами:

– И вы доверите мне это? – удивился он.

– А есть причины не доверять? – с наигранным подозрением посмотрела она и улыбнулась. – Беги, собрание уже кончилось, – она сунула мешочек в руки мальчику и легонько толкнула в спину. Хану-Арев вышел на улицу.

– Ты что там делал? – грозный голос заставил его вздрогнуть. 

– Я… я… – испуганно бубнил Хану-Арев.

– Кто тебе вообще разрешал шляться где не попадя? Иди за мной! И не отставай! 

*** 

     Тяжелое дыхание повисало над Хану-Аревом, мешая сосредоточиться. Мальчик мельтешил, рассматривая землю под босыми ногами. На них налипла грязь: мох, истлевшая листва, хвоя. Низкоголосый хватал мальчика то за правое, то за левое плечо, чтобы он повернул в нужную сторону. Они дошли до палатки, неприметно стоящей среди деревьев. 

     Плотную ткань утепляли сено мох, листва, кусочки коры и мелкие ветки. Среди каменных и деревянных домов палатка казалась чудаковатой. Должно быть, сначала появилась появилась она, а деревня выросла вокруг нее.

     Мальчика подтолкнули. Он обернулся и уткнулся носом в могучую грудь. Сильная рука развернула голову Хану-Арева и приоткрыла полу.

     В нос ударил сладкий аромат жасмина. Голова закружилась. Полумрак расходился от центра к стенам, наслаивая темноту. Пестрый ковер с дырой для очага в центре застилал палатку. Около огня были разложены булыжники, не дающие пламени опалить ткань. Более широкий круг очерчивали подушки. Перед каждой стояла глиняная чашка. 

     С деревянных опор свисали талисманы, медальоны, мешочки с травами, ловцы снов и бусы. В палатку царил порядок. Груды вещей идеальными стопками лежали на полу и комодах, в ящиках и сундуках. Хану-Арев, раскрыв рот, мотал головой. Он дернулся и смущенно посмотрел на грязные ноги.

– Здравствуй, проходи скорее не стой у входа, – пригласил спокойный низкий голос.

– Я… у меня, – мальчик тупо смотрел в пол, лепеча слова под нос.

– Смелее, – улыбаясь, поторопили из темноты.

     Хану-Арев прошел в центр. Два голубых глаза мерцали в темноте. 

– Здравствуйте, меня прислала девушка из можжевелового дома. Она сказала, что вы поможете, – он запнулся, – найти ответ.

     Мудрец сделал решительный шаг. Голубые глаза обрели очертания лица. Седые растрепанные волосы легким одуванчиком парили над головой. В центре проглядывалась лысина. Теплая, немного уставшая улыбка озаряла лицо, нагоняя морщинки под глаза.  Ветхие одежды были потрепаны, но выглядели ухоженно и опрятно. На правом колене красовалась дыра, в которую мог пролезть большой палец. Рубаха свисала с худого тела и практически до колен. Рукава были подвернуты и огибали тонкую жилистую руку массивными тканевыми браслетами. Тонкие пальцы немного придерживали их, чтобы они не мешали.

     Мудрец сел на подушку у костра, подогнул ноги и кивком велел мальчику располагаться рядом:

– Что же за ответ я должен тебе дать? – глаза старца мерцали любопытством. Хану-Арев нерешительно сел. Нога зацепила и опрокинула чашку. Мальчик схватил ее трясущимися руками, поправил и затараторил:  

– Я и сам не знаю. Она сказала, что к вам нужно, – он замолчал и оценивающе посмотрел на старца. Мудрец замер, как бы давая возможность лучше рассмотреть себя.

     Хану-Арев кивнул и затараторил еще быстрее. – Говорила про Орибин и Коар.

     Старец хлопнул глазами, потряс головой и уставился на мальчика. Тот смущенно посмотрел на ноги и покраснел. 

– Вот, значит, что. – мудрец поднял брови. – А почему она сама не пришла?

– Так не она же с других земель, а я, – Хану-Арев выпучил глаза и зажал рот. Он недоверчиво посмотрел на старца, тот придвинулся ближе. Голубые глаза мерцали любопытством.

– Таак, – он сощурился и немного улыбнулся, – что ты помнишь? – голос немного повизгивал.

– Помню, как взлетел. Там земли мертвые были. Ну, трава не росла, – он неловко улыбнулся и почесал ухо. – Помню, как устал сильно. – Мальчик монотонно перечислял воспоминания. – Еще помню, как со ступени шагал, – его тон сменился, он мечтательно вздохнул.

– Любопытно, – тихо сказал мудрец и помассировал переносицу. – Ты, когда у девушки из можжевелового дома был, ел, пил что-нибудь? – он посмотрел на мальчика снизу-вверх.

– Да, – озадачено протянул Хану-Арев, – ягоды, хлеб, чай, воду. Не надо было? – он выпучил глаза и нервно дотронулся до горла.

– И ничего не вспомнил? – мудрец внимательно смотрел на мальчика, игнорируя его вопрос.

– Как ничего? – он набрал побольше воздуха и с расстановкой продолжил, – Вспомнил! Как во-ро-буш-ком был, как ле-тал… я же рассказывал, – он говорил громко и по слогам. Старец усмехнулся. 

– Очень любопытно, – он поднялся и начал ходить по палатке, – Можжевеловые ягоды должны были пробудить воспоминания, да и травяной сбор у нее славный, – сказал он сам себе.

     Хану-Арев молчал и внимательно наблюдал за старцем. Мудрец изредка останавливался и чертил какие-то узоры в воздухе. Он озадачено смотрел на ловцы снов, брал с пола отполированные камни, крутил их в руках и перекладывал на другие места. Мальчик чихнул и шмыгнул носом. Мудрец лениво повернулся и туманно посмотрел на ребенка:

– Желаю здравствовать, – потусторонне пожелал мудрец, рассматривая камень, похожий на змеиную чешую. – Ступай, мне нужно подумать. Я скоро позову тебя.

     Мальчик встал. Коленка хрустнула, он согнул ногу и повертел ей в воздухе. Старец внимательно наблюдал за ребенком. Хану-Арев поднял глаза и моментально выпрямился. Что-то холодное ударилось о макушку. Мальчик пригнулся и недовольно посмотрел на натянутый потолок палатки. Медальон, привязанный к шнурку у входа, задиристо раскачивался.

– Из-звините, – заикаясь пробормотал он. Старец сонно моргнул. – Хасина велела передать это. – Он снял шапку и выудил из нее черный мешочек.

     Старец протянул руку, смотря сквозь ребенка туманными глазами. Дар упал на ладонь, пальцы развязали узелок и вытащили деревянную фигурку на толстой черной нитке. Мудрец помедлил. Он тряхнул головой, сгоняя пелену, затем округлил глаза, швырнул мешок и побежал в темноту. Шуршание бумаги повисло в тишине. Что-то методично падало на пол с тяжелым грохотом. Старец цыкал и продолжал шелестеть. Мальчик повернулся к выходу, но старец остановил его:

– Погоди, – в темноте мелькало пятно, похожее на руку. – Вот, гляди, у тебя глаза молоденькие, – он сунул книгу под нос Хану-Ареву и жилистым пальцем ткнул в рисунок, – такая фигурка к веревке привязана? – Хану-Арев поежился и уставился на подвеску, сравнивая ее с рисунком.

– Такая, – неуверенно ответил он.

– Точно? Ошибка может стоить тебе жизни, – мудрец прищурился.  

– Точно! Вон, даже в клюве цветочек есть, – испуганно подтвердил Хану-Арев и ткнул ногтем в вырезанный из дерева цветочек.

– Вот и славно, ступай, я позову тебя. – он улыбнулся и захлопнул книгу. – Из деревни ни ногой! Хорошо?  

     Мальчик кивнул и выскочил из палатки. Он жадно хватал ртом неодурманенный воздух. Хану-Арев огляделся и неспешно пошел по тропинке. Он зашел в глубину деревни. Брусчатка вела к площади, в центре которой росла яблоня. Люди, увлеченные мыслями, задумчиво бродили и переговаривались. У каменных домов стройными рядами располагались прилавки. Торговцы зазывали покупателей, задорно приглашая к покупке. Хану-Арев вертел головой и восхищенно причмокивал губами. 

     Парень с пестрым мешком воровато посмотрел по сторонам. Зрачки скользили влево и вправо. Он ссутулился и зашел за угол таверны «У древнего Ворона». Хану-Арев насторожился. Он огляделся и последовал за незнакомцем. Мальчик прижался к стене и стал слушать. Раздалось протяжное «мяу».

– Хватит! – сурово буркнул голос, – ЭТО приходило к ней?

     Мурлыканье и мяуканье сливались в непривычные формы.

– Тогда зачем мы встречаемся? Я говорил, что у меня нет времени на пустяки. 

     Мешок зашуршал. Раздался стеклянный скрежет, юноша исподлобья посмотрел по сторонам и поставил бутылек на выступ перекошенного окна. Из форточки высунулась рука, она хищно проскользила к склянке и сцапало ее. Два булькающих глотка противно нарушили тишину. Кошка прижала уши к макушке и протяжно застонала. Со стеклянным звоном пустая бутылочка разбилась о брусчатку.

     Наглое «мяу» обрушилось на юношу. Непонятный поток кошачьей песни снова привлек внимание.

– Испугалась? – после долгой паузы голос предательски сломался. – Из Орибина или Коара? Быть не может! Тэл бы не позволил… Терече бы побрал это светило! Творит хрен пойми что! – он размахивал руками. – Создает Меты с зернами, еще и хрен пойми каких тварей пускает на остров! Держу пари, кольцо причина всей этой…

     Противное мяу заглушило ругательство.

– Заткнись, ничтожная. Не тебе судить меня за брань! Сколько ты в дрянном теле кошки оставаться собираешься? Покуда Тэл не погаснет? 

     Кошка стыдливо пискнула. 

– Аааах, – громче чем нужно вздохнул Хану-Арев.

     Из-за угла выскочила кошка и зашипела. Спина выгнулась, лапы угрожающе топтали землю, за ней появился юноша. Мешок на плече болтался из стороны в сторону. Парень переваливался с ноги на ногу и угрожающе близко подходил. Хану-Арев узнал его. Это был мудрец, возмущавшийся на собрание в лесу. Его пытался успокоить главный мудрец. 

– Что ты тут делаешь, сопляк? – наступая ругался парень. 

     Кошка мяукнула. 

– В самом деле? – он опустил глаза и посмотрел на собеседницу. Потом метнул оценивающий взгляд на лицо ребенка. – И это по-твоему разодрала? – он усмехнулся. – Я бы в жизни не догадался, что это знак. ­– он брезгливо фыркнул. – Самое главное, он здесь и теперь можно воспользоваться им.

     Хану-Арев попятился назад. Юноша замахнулся. Мальчик визгнул и закрыл голову руками. Кошка фыркнула и издала нечто, похожее на смешок.

     Парень вцепился в руку Хану-Арева, кошка повисла на штанине. Хану-Арев набрался смелости и посмотрел в глаза врагу: 

– Отпусти меня, – потребовал он. Хватка ослабла. – Живо! – сквозь стиснутые зубы проговорил он.

     Пальцы разжались, молодой человек отступил на пару шагов. Кошка возмущенно зашипела, не выпуская штанину. Мальчик потряс ногой. Зверь повис, не ослабляя хватку. Когтистые лапы рывками поднялись по брюкам, перебрались на тело и ухватились за плечи. Мальчик оторвал кошку от себя и поднял за шкирку. Она замерла. Хану-Аарев посмотрел в глаза остолбеневшему парню. 

– Вели этой твари держаться от меня подальше, – под действием неведомой силы велел он.

     Парень тряхнул головой, зло прищурился и начал нападать.

– Что за фокусы ты вытворяешь, гаденыш? 

     Мальчик пятился назад, колени предательски тряслись. 

– Кутурун, ты нашел его.

     Они обернулись. Кошка с визгом полетела на землю, сделала пирует и плюхнулась на живот. Юноша закатил глаза и раздраженно фыркнул.

– Нинсуи, – широко улыбаясь поприветствовал парень. – Вот он куда забрался, гаденыш, – он ласково проговорил последнее слово и потрепал мальчика по плечу. Тот отшатнулся. 

– На него напали дворовые псы, он напуган и расстроен, – до омерзения сладким, по детски обиженным голосом лепетал Кутурун. Губы были растянуты в улыбке-гримасе. – Не сможет он сказать что-то вразумительное, – он вздохнул. 

     Мальчишка метнулся к своему спасителю, ухватился за руку и затараторил.

– Я… разговор… а он… кошка… предатель… ЭТО…напал и хотел покалечить, ­– подвел черту Хану-Арев и выдохнул.

– Хех, малыш, я не владею этим языком, – пробасил Нинсуи и загоготал. Кутурун фальшиво засмеялся, кошка довольно мяукнула. – Пойдем, может мудрец что-то разберет, а то твоя моя не понимать, – он снова разразился басистым смехом, явно удовлетворенный собственной шуткой. Ребенок поднял серьезные глаза и разжал пальцы. Он шагал назад, увеличивая темп. Кутурун и Нинсуи не отводили глаз. Мальчик замер и сорвался с места. 

– Эй, постой, куда ты? – не переставая смеяться, кричал Нинсуи. 

     Дома мелькали, сливаясь в серое пятно, улочки путались, но Хану-Арев был уверен, что бежит в нужную сторону. Среди деревьев выросла палатка. Лучи Тэл нагревали крышу, влажный мох переливался серебряным цветом.

– Главный мудрец, – мальчик оперся руками на колени, пытаясь отдышаться, – на меня напали!

– Мальчик мой, сейчас есть более серьезные проблемы, – серьезно сказал старец. Из темноты вышло еще три человека. – Я знаю откуда ты родом.

– Из Коара, – гнусавя протянул мужчина.

– И тебе здесь не место! – высокомерно добавила длинношеяя женщина.

– Мы это обсуждали, – вмешался старец, – Тэл убил бы его, если бы не желал видеть здесь. Однако столь, – он откашлялся, – чу́дное появление, кажется странным.

– Я не стал бы доверять Тэл после недавних событий, – осторожно вмешался третий советник, почесывая бороду. – Мы так и не поняли почему появилось ЭТО.

– И что за кольцо замкнулось над нашим велиииииким Тэл, – гнусаво тянул жилистый мужчина.  

– Как мне попасть в Коар? 

     Советники с недоумением посмотрели на мальчика.

– Я хочу знать, что со мной!  – объяснил Хану-Арев. – Хочу знать почему все так переполошились! 

– Ди-тя! – по слогам гнусавил противный мудрец. – К твоему сведению, никак в Коар не по-пасть! Это базовые знания! Нас разделяют воды, – он сделал широкий жест рукой, –Нет, в самом деле, – он обратился к присутствующим, по-петушиному возмущаясь и дергаясь, – это невозможно! Он же дур-ной! Тупой, как пробка, – он нарисовал круг в воздухе и ткнул мальчика в лоб. Тот возмущенно поднял глаза и потер голову.

– Помолчи! – попросил молчаливый советник. – Дорогой, – он посмотрел на мальчика с сожалением, – в Коар попасть невозможно.

– Я знаю, как провести его в Коар, – из-за полы вышел Кутурун. Он низко поклонился присутствующим. 

– Он – предатель! Он что-то задумал! Я слышал, слышал, как он говорил с кошкой. – Хану-Арев задыхался.

     Раздался смешок:

– И о чем же мы говорили? – широко улыбаясь спросил парень.

– Я… я не знаю, – Хану-Арев смутился и добавил, – тебе виднее, ты с ней разговаривал.

– Милый, – до тошноты ласково сказала женщина, удлиняя костлявую шею, – он не знает язык зверей. У него нет этого дара.

– В самом де-е-еле не знает! – проблеял гнусавый. 

– Боюсь, это так, – вздохнул главный мудрец и повел плечами.

     Кутурун оголил зубы, поднял подбородок и закивал.

– Он хотел напасть на меня! И кошку натравливал! – уже тише сказал Хану-Арев и шмыгнул носом.

     Повисло молчание. Басистый смешок Нинсуи донесся с улицы.

– Вы посмотрите на него! – закудахтал гнусавый мудрец, – Он лжец! Делает вид, что хочет в Коар, хотя знает, что это не-воз-мож-но, – в подтверждение он помахал пальцем перед носом ребенка. – Делает вид, – он повернулся к советникам, сложил руки у лица и быстро похлопал ресницами, – словно хочет разобраться в проблеме. А, как только появляется шанс, он, понимаете ли, оп, – он стукнул себя по ноге, – пытается оболгать уважаемого человека, – он нарочито низко поклонился Кутуруну, тот лживо повторил жест. 

–Я хочу в Коар! Но не с ним! Я боюсь!

– Он пытался внушить мне дурное, – Кутурун приложил пальцы к губам и указал на мальчика, – ну так, к сведению. Я не в обиде, – он пожал плечами. Все ахнули. – Думаю, это его дар. Избегайте прямого взгляда, – прошептал он и выпучил глаза.

     Все с отвращением посмотрели на Хану-Арева. Мальчик обессиленно сел на пол.

– Делайте, что хотите. Как угодно отправляйте меня в Коар. Хоть опять в воробья превращайте, – тихо сказал он и мысленно добавил: «Так даже лучше будет».

     Советники вышли из палатки. Юноша стоял у полы и довольно улыбался.

– Кутурун, кажется, я знаю, что ты задумал. Тебе необходима помощь Хасины! – голос мудреца разливался по шатру.  

– Я сам справлюсь, – перебил юноша, – я много об этом знаю. Она не поможет, – сквозь зубы проговорил он. 

– Тебе необходима Хасина, – повторил старец. – Ступай к ней в лавку, – голос был серьезен.  

     Кутурун закатил глаза и вышел из палатки. Мудрец бросил взгляд на мальчишку, шмыгающего носом.

– Ты хотел узнать в чем дело. Назад дороги нет.

– Я знаю, – пробубнил Хану-Арев.

*** 

     Кутурун шел по витиеватым улочкам к лавке Хасины. Злоба и ненависть кусали его, заставляя идти быстрее. Он тяжело дышал и бормотал под нос ругательства. Иногда голос срывался и переходил на визг, Кутурун откашливался и продолжал сыпать проклятиями.  Дверной колокольчик раздражающе звякнул, парень поморщился и зашел в тесное, пропахшее табаком помещение.

– Кутурун, – сквозь стиснутые зубы проговорила Хасина, – что тебе нужно? – Она вскинула голову, откидывая огненные волосы назад. Ее рука дрогнула над пепельницей. Серый табачный снег спикировал в глиняное блюдце и припорошил прилавок. 

     Кутурун улыбнулся, оголяя желтоватые зубы. Он облокотился на спинку стула, на ручке которого висела бирка с условиями обмена. Он отъехал вперед, Кутурун потерял равновесие выругался, закатил глаза и буркнул:

– Я отправляюсь в Коар. Догадайся, что мне нужно, – он таким же взмахом головы откинул волосы назад и насмешливо посмотрел на Хасину.

– Я не стану тебе помогать. – голос был спокоен. Насиба не смотрела Кутуруну в глаза, она не отрывала взгляд от тлеющего огонька. Немного помедлив, она вдохнула дым, стряхнула пепел и подняла голову. 

– Я пришел не по своей воли. Только идиот вернулся бы после того, что ты…

– Я защищалась! – прервала Хасина. – Ты не имел право меня грабить.

– Я забрал свое! – повысил голос Кутурун.

– Эта принадлежало не тебе!

– Терече мне свидетель, я хотел, как лучше! – Он сделал уверенный шаг, но осекся, закатил глаза и вздохнул. ­– Сейчас это не имеет значения, – он прикрыл глаза, – меня прислал главный мудрец.

     Ее оскал скрылся, лицо расслабилось и перестало сливаться с волосами. Она сделала последнюю затяжку и положила окурок в пепельницу. Немного подержав дым во рту, она выдохнула его в лицо Кутуруну:

– Ты хочешь нарушишь закон и втянуть в это мальчишку? Он не одобрит…

– Я уже это сделал, – В дверях стоял старец, за спиной прятался Хану-Арев.

     Хасина тепло улыбнулась и подмигнула мальчишке. Тот отошел от мудреца и подошел кдевушке. Она положила руку ему на плечо.

– Я понимаю, что не в праве требовать этого, – голос старца был тих, – но, Хасина, мальчик сам выбрал этот путь.

     Женщина оценивающе посмотрела на Хану-Арева. Он кивнул. 

– Мальчишка юн! Я не стану губить его. Ритуал Кутуруна вырвет зерно из тела. Оно отправится на Мертвые Земли. Последствия могут быть ужасны! Это ритуал Терече! Даже в Коаре не признают подобное, – Женщина возмущенно махала правой рукой. Левой она гладила Хану-Арева по спине, пытаясь успокоить.  

– П-простите, – тихо вмешался мальчик. – Это единственный шанс вернуть память. Вы все помните? – Он посмотрел на женщину. Она молча смотрела в окно. – Вот! – А я ничего! Вы сказали, – он повернулся к главному мудрецу, – что ответ в Коаре. Я хочу найти его, – Хану-Арев поморщился, глаза наполнила тревога. 

– Я помогу, – сдалась Хасина, – но я буду присутствовать при ритуале.

– Исключено! – Лицо Кутуруна на мгновение просияло, но он быстро улыбку сменила гримаса злости. Хану-Арева смутило это, но он только дернул плечом. 

– Не тебе принимать решение, – Вена на лбу Хасины начала пульсировать. Она посмотрела на старца, ожидая поддержки, тот кивнул.

– Хасина, Кутурун, – мудрец строгого посмотрел на них. –Забудьте обиды! Темнеет, мы можем опоздать.

– Или я участвую в ритуале, или ищите другую антикварщицу! – Она гордо посмотрела на Кутуруна. Он раздражено кивнул и, хлопнув дверью, вышел на улицу. Мудрец молча последовал за ним.  

– Слушай внимательно, – затараторила Хасина, –   ему нельзя верить! Его сердце поглощает тоска. Он лишен сострадания, – Она вытаскивала из мешка баночки, выставляла из на прилавок. Пальцы расправляли папиросную бумагу, левая рука насыпала табак и ловко закручивала его в листок. 

     Хану-Арев с благоговением смотрел на женщину:

– Он напал на меня и оболгал, – с облегчением начал рассказ мальчик. Ты меня защитишь? Я боюсь, – он бросил блуждающий взгляд на дверь.  

– Дорогой, я знаю, он коварен, но я не смогу помочь тебе, – она зажала папиросу губами, открыла шкатулку и вытащила корешок. Он раскачивался на веревке. – Надень это. 

     Мальчик послушно повесил подарок на шею и спрятал его под рубахой. 

     Дверь распахнулась. Кутурун подошел к прилавку, Хасина последовала за ним. Парень вытащил из кармана зеркало и протянул женщине. Она кивнула и начала рыться в шкафах. Хасина выдвигала ящички, постепенно доходя до нижнего. Ее рука появлялась, что-то ставила перед парнем и снова исчезала.

– Это все? – недоверчиво спросил Кутурун, бросая брезгливый взгляд на стол.

– Да. Ритуал проведем здесь, – она серьезно посмотрела на юношу. Он метнул суровый взгляд, пожал плечами и кивнул. 

     Хасина заперла дверь, задвинула шторы и зажгла свечу. Юноша сел на пол и дернул за штанину Хану-Арева. Тот отшатнулся и сел подальше от Кутуруна. Мальчик снизу-вверх посмотрел на Хасину, подпаливающую пучок зверобоя. Запах заполнил пространство, перемешиваясь с табачным дымом. Пепел с папиросы осыпался на ковер, но она не обращала внимания. Антикварщица опустила травы в чашу и разложила камни треугольником, вокруг свечи. Хасина подошла к мальчику и отрезала прядь волос. Хану-Арев не сопротивлялся, он восторженно и испуганно следил за происходящим. Около трех минут Хасина суетливо подготавливала ритуал. Дым заполнил комнату, она села и забормотала:

– До син дере́, пеке́ре, Ко си Де-ри-оха, – голос неприятно хрипел. Пламя колыхалось сильнее, вырастало и тянулось к потолку, – Пен де, Ко си Де-ри-оха.

     Вспышка света ослепила мальчика. Голова Хану-Арева кружилась. Он зажмурил глаза.

– Ко си Де-ри-оха…

     Хасина не закончила фразу. Кутурун одним броском очутился рядом с ней и вонзил кинжал в грудь. Девушка захрипела. Руки тряслись. И без того большие глаза округлились и, казалось, могли выпасть. Она бросила взгляд на Хану-Арева, пристально посмотрела на бугорок под рубашкой, закрыла глаза и обездвижено упала. Кровь затекла в треугольник, огибая свечу и пачкая камни. Хану-Арев попытался закричать, но крик не мог вырваться из груди. Мальчик распахнул глаза, рот растягивался в немой, надрывающейся гримасе. Мальчик попытался встать, но что-то сковывало движения.

     Кутурун нахмурил брови. Его лицо растекалось, кожа плавилась, словно была сделана из воска, глаза впадали в череп, а волосы, как пауки выползали из головы. Кутурун оголил зубы в безумной улыбке и протянул руки к Хану-Ареву. Кисть рассыпалась и песком упала на пол. Последняя крупица коснулась пола и комнату окутал белый свет. 

– Ритуал не закончен! – закричал Кутурун. Хану-Арев поежился. Его больше ничего не сковывало, кроме страха. – Терече забери эту антикварщицу. Она думала, что знает, думала, что перехитрила меня, – Кутурун обернулся. Его лицо выглядело как прежде, губы растягивались в насмешливой улыбке. – Я сдержу слово, ты попадешь в Коар, но, – он сделал паузу, пытаясь распробовать это слово, – ты поможешь мне.

– Ни за что! – Хану-Арев все еще не мог говорить громко.

– Идиот! Это не просьба! Заткнись и слушай внимательно! Мы связаны ритуалом несчастной Хасины, – его голос был издевательски грустным, – Если ты, идиот, решишь бросить меня – сгинешь, решишь предать – сгинешь. Мы неразлучны, да завладеет Терече моим зерном. 

– Ошибаешься, она бы ни за что этого не сделала! Она знает кто ты такой!

– Балда, если я решу предать тебя со мной произойдет тоже самое! Хасина пыталась так защитить тебя, ооуууу, – он надул губы и продолжил. – Решим мой вопрос, а потом разгадаем твою, – он хмыкнул, – загадку.

     Хану-Арев покачал головой. 

– Ритуал связал нас. Или ты играешь по моим правилам, или умираешь. А ты, кажется, еще толком пожить не успел. 

– Если я откажусь, ты тоже не сможешь уйти без меня, – Хану-Арев говорил медленно, он еще не до конца осознал, что именно подсказывает ему чутье. – Если ты меня бросишь, умрешь сам. Я могу вообще никуда не идти. 

     В доказательство своих слов он подогнул ноги под себя и сложил руки на груди. 

– Идиот, ты не понимаешь где мы? Мы между мирами и выход отсюда знаю только я. Видишь ли, смерть Хасины была нужна для моего ритуала. Она не догадывалась, что я задумал. 

– Она думала, что ты проведешь другой ритуал? Она не знала, что ты закинешь нас сюда?

– Конечно, она не знала, идиот! Думаешь согласилась бы? – он пучеглазо пялился на Хану-Арева. – Постой, ты правда думал, что она, – он усмехнулся, – знала и решила принести себя в жертву ради несчастного, беспамятного мальчика Хану-Арева? – он засмеялся. – Ты глупее чем кажешься! Хасина не способна на благородство и великодушие! Она просто торговка хламом. – Кутурун со злостью стиснул зубы. – Играем по моим правилам или остаемся Нигде навечно?

     Хану-Арев обречено кивнул и встал. Кутурун довольно усмехнулся, выполнил несколько пасов руками.

     Голова становилась легче. Неизвестная сила утягивала Хану-Арева и Кутуруна. Вспышка ослепила их. Мертвая земля обжигала босые ноги.

– Добро пожаловать в Коар, – противно протянул Кутурун. 

*** 

     Хану-Арев огляделся по сторонам: на мертвой земле не росла трава, цветы или деревья, только в дали торчали голые иссохшие стволы. Глубокие трещины-морщины покрывали песок. Кожа краснела и горела под лучами Тэл. 

     Воздух был густым. Его запах обжигал нос, казался пупырчатым и колючим. Если вдыхать его ртом, он оставит в горле пыльный налет и дышать станет еще сложнее. 

     Хану-Арев потер виски, устало поднял тяжелые веки:

– Мне плохо, голова тяжелая и пить хочется.

– Ничто отнимает силы, – раздраженно объяснил Кутурун.

     Хану-Арев зажмурился и попытался отвлечься от давящей на виски боли:

– Почему здесь ничего не растет? – он сделал усилие, чтобы посмотреть на Кутуруна.

– Проклятие Дериоха, – юноша стряхнул с коленей налипший песок и закатил глаза. – Плодородных земель едва хватает для выращивания еды. 

– Почему они прокляты? 

– Послушай, сопляк, мы с тобой не историю Коара прибыли изучать, – Кутурун вцепился взглядом в мальчишку. Хану-Арев поежился. – Нам нужно на север, – он оценивающе посмотрел на небо и махнул рукой, – Иди за мной и не валандайся сзади.  Ясно? 

     Мальчик кивнул.

– Далеко идти?

     Кутурун обернулся и с ненавистью посмотрел на ребенка. Хану-Арев тоже поднял голову, но ничего не увидел, кроме прожигающего небо и кожу Тэл. Звезда была неподвижной, темнота даже не думала наступать. Мальчик пожал плечами и пошел за Кутуруном.

     Путники шли молча. Хану-Арев, закатал рукава и штанины. Тэл светил ярче, Кутурун тяжело дышал и покрывал Хану-Арева ругательствами:

– Терече затуманит тебе разум! Можешь идти быстрее?

– Я устал и хочу пить! – жаловался мальчик.

– А я хочу попасть на север Коара. Желательно раньше, чем эта проклятая звезда вконец обезумеет и решит потухнуть.

     Мальчик остановился. Его глаза были пусты, капельки пота стекали со лба.

 – Я не могу идти быстро! Дай мне попить!

     Кутурун посмотрел на осунувшееся лицо ребенка. Губы потрескались и кровоточили. Под ребрами закололо:

– Нет у меня воды! – устало буркнул он. – Была бы – дал. Если ты тут окочуришься, я домой не вернусь.

– Эй, путники, вам нужна помощь? – крикнул кто-то издалека, махая рукой. Хану-Арев и Кутурун переглянулись и, не говоря ни слова, бросились к спасителю. 

– У вас есть вода? Нас мучает жажда, – юноша посмотрел на человека с большой сумкой.

– Разумеется, – он тепло улыбнулся и начал копаться в мешке, – как вас сюда занесло? Мало тут бродит. Еще и без припасов и воды. Небось блаженные, а? – он наконец нашел флягу, – сначала пусть изопьет младший, – он протянул воду Хану-Ареву, – таков закон Оха. 

– Вы что же живете по закону Оха? – Кутурун усмехнулся.

– Разумеется! А вы нет? – путник резко прижал флягу к груди, сощурился и сунул ее в руку мальчика. – Не хорошо, не хорошо предавать законы! – странник испугано посмотрел на собеседника.

     Хану-Арев и Кутурун переглянулись:

– Вот и славно! Мы тоже не предаем, – прервал молчание мальчик, сделав глоток. – Мой брат наделен честностью, – он понизил тон, – переживает, что в этих землях предатели. Он хочет, – Хану-Арев заговорчески посмотрел по сторонам и продолжил еще тише, – найти их.

     Путник ахнул и закивал.

     Хану-Арев не понимал зачем защищает врага. То ли воздух был пропитан неведомой силой Оха, от приторности которой слегка подташнивало, то ли связь ритуала заставляла защищать Кутуруна, но выдав эту весьма умелую ложь, он ощутил приятное тепло в груди. Мальчик сделал еще один жадный глоток и отдал флягу Кутуруну.

– Честное слово, друзья мои, я, Кигири из Охары, никогда не врал и не буду! – гордо заявил путник, – Вы небось от Озена идете? Смотрю дорого вы ему заплатили, раз без припасов в этих землях очутились. Я, дурак этакий, подумал, что вы, ­– он испугано посмотрел в разные стороны, – пришедшие! 

– Пришедшие? – Хану-Арев непонимающе уставился на Кигири. – А кто это? Я, – он смущенно посмотрел на ноги, – только недавно на ступень выше шагнул.

– Мой юный друг, – он потрепал мальчика по голове. – Пришедшие, – Кигири так тихо произнес это слово, что Хану-Ареву пришлось напрячься, чтобы расслышать его – они, ну, знаешь, не живут в Орибине, ­– Он поморщился, будто сказал что-то постыдное, – Разные они бывают. Кто-то ритуалом перемещается темным, кто-то на корабле приплывает. Они-то самые опасные с островов ЛинаДе. Никто не знает, в самом деле они существуют или это страшилка для перерожденных, но, поговаривают, что они безжалостны. ЛинаДе отнимает все силы, поэтому они очень охочи до магии и всяких безделушек еще. Те, кто утверждает, что видел их, говорили, что их обчистили. Все забрали, даже то, что к магии вообще отношения не имеет. То ли дело если ритуалом перемещаться, вот эти-то не коварны, но тоже опасны.

– Границы можно пересечь? 

– Не все так просто, – вмешался Кутурун, – переместиться можно, только если бывал на земле раньше, – его голос был слаб. Хану-Арев, испуганно посмотрел юношу 

– Вот именно! – с торжеством в голосе воскликнул Кигири. – Поэтому пришедших очень мало! Я вообще думал, – он снова шептал, – что они вымысел, ну сказка для тех, кто помладше. По крайней мере те, что из ЛинаДе вообще, как драконы, что-то нереальное.

– Думал? – уточнил Хану-Арев.

 – Недавно белые материи под моим домом пропали. Побежал я значит к нашему мудрецу-шаману, а он сказал, что чувствует нечистое, будто не так что-то. Я ему и говорю… 

– Заткни его, – толкая в плечо Хану-Арева, прошептал пришедший в себя Кутурун.

– Издеваешься? Он же все поймет! И вообще, мы не в Коаре, тебе ничего не добиться. Узнаем, что со ной и домой.

– Да будет Тэл мне свидетель, видать Терече нашими судьбами управляет. Пойдем к Озену, он на мои вопросы ответит. А со своими проблемами сам разбирайся.

– А я ему говорю, что отродясь в огороде ничего не саживал, – щеки Кигири надувались от возмущения, – в самом деле не саживал! У меня его нет даже! И плодородную землю создать не пытался. Ну честное слово не пытался! – увлеченно продолжал Кигири. – А он и говорит…

– З

– Как, по-твоему, я это сделаю? Это грубо! Да и вообще, он скоро закончит, – голос Хану-Арева был тих.

– А я ему и говорю: «В чем же дело? Я ошибся? Предал дар? Потерял дар? Должен быть изгнан? Больше не могу учить? Не способен…»

– Внуши ему. Заставь молчать, или я его прирежу, – он угрожающе постучал по карману, – Терече заберет этих праведников! – зло буркнул Кутурун.

– Так он мне велел к Озену идти.

– Озену? – перебил его Кутурун.

– Именно! Честно скажу, о большем я и мечтать не мог! Оно ведь как, шаманы-мудрецы-то в каждой деревне есть, а вот к главному не каждый попадает. Хотя, есть у меня мечта, – он сбросил сумку с плеча и сел на землю.

– Прикажи ему, чтоб заткнулся и молчал всю дорогу, идиот. Иначе мы до темноты здесь сидеть будем. Не говорит в слух. Самое главное подумай.

– В самом деле, Кутурун, пусть говорит! – Хану-Арев снисходительно посмотрел на Кигири.

– Так вот, для дочери, да. Конечно же назывной! У нас ведь как, Тэл под крыло велит взять перешедшего и воспитать его. Да вы и сами знаете, – он подмигнул и с одобрением посмотрел на Кутуруна, – Я молод тогда был, юн совсем. Это сейчас Тэл сединами наградил. Не сильно за пятнадцать Новорождений не шибко старше стал. Только волосы побелели. О чем это я? Ах да, дочь моя. Она красавица знатная! Раньше кукушкой была. Птица с изъяном, конечно, но вот девочка из нее хоть куда вышла.

– Хорошо, попробую, уж слишком он болтлив, – не выдержал Хану-Арев.

     Он сосредоточено посмотрел в глаза Кигири. Тот, найдя слушателя, вцепился в него взглядом и продолжил рассказ. Мальчик сощурился и попытался убедить собеседника в том, что он не способен говорить.

– Да, дочь моя умеет все, что Тэл из творчества даровать может! – он закашлялся, сделал глоток из фляги и продолжил. – Вышивки всякие, рисунки. Ой, как она флягу мою расписала! Поди заметили! – Кигири перевел дыхание и сунул под нос мальчику флягу. Он довольно покрутил ей и продолжил. – Конечно заметили, такую красоту даже слепой увидит! Талант у нее, ух. Жена из нее выйдет завидная…

     «Ты нем, ты нем, ты нем» – шевелил губами Хану-Арев. Кигири снова откашлялся и отпил из фляги.

– Да, твоего возраста она. Конечно, девчуля помудрее тебя будет, живет она тут дольше, но Тэл вас ровесниками сделал.

– Ты нем, ты нем, ты нем, – все громче говорил Хану-Арев, его руки тряслись. 

– Вот приду от Озена, ты ко мне забегай, познакомлю вас. Друзьями станете.

– Ты нем! – закричал Хану-Арев

     Кигири беззвучно шевелил губами. Его глаза округлились, он схватился за горло и испуганно посмотрел на путешественников. 

– Забудь о том, что умел говорить, – властно приказал Хану-Арев.

     Глаза Кигири опустели, и он жестами показал, что нужно идти на юг.

     Кутурун одобрительно посмотрел на мальчика.

– Но-но-но, не ожидал. Работа, конечно топорная, но своего ты добился, – он улыбнулся. – Вот почему тебя из Орибина выперли. Ты у нас не праведник!

– Молчи! А то и тебя голоса лишу – грозно сказал он и тихо добавил, – я корю себя за этот поступок. 

     Дорога к Озену оказалось долгой, но не изнурительной. Тэл спрятался за тучи, и лучи перестали обжигать кожу. Воздух становился легче и свежее. Подступала прохлада, а легкие наполнялись приятным холодом. Иногда Кигири поворачивался и с надеждой глядел на Кутуруна. Тот лишь пожимал плечами и растягивал губы в извиняющейся улыбке. 

     Стемнело. Пришлось разбить лагерь. Сумка орибинца оказалась вместительной, он выудил из нее палатку и ловко поставил ее. Колышки легко вонзились в сухую землю и растянули плотную ткань. 

     Костер развели быстро. Хану-Арев с Кутуруном собрали хворост, а молчаливый странник развел огонь. Кигири вытащил из сумки замотанный в полотенце хлеб, отломил щедрый ломоть и протянул Хану-Ареву, стараясь не встречаться с ним взглядом. Мальчик отломил половину и отдал Кутуруну. Тот что-то буркнул и принялся жевать. Тишину нарушал только треск веток в костре и хруст ржаной корочки. Хану-Арев не отрываясь смотрел на языки пламени. Кутурун крутил палочку с подгорающим на огне хлебом. Кигири напряженно вздохнул, стряхнул с колен крошки и пошел спать.

     Кутурун смотрел на огонь. Он доел хлеб и теперь ломал палку, бросая в огонь кусочки.  Пламя жадно съедало их, благодарно потрескивая. Лицо юноши было злым. 

– Кутурун, – тихо позвал Хану-Арев, – все хорошо? – вопрос сам сорвался с губ. Мальчик не хотел разговаривать. Он боялся и недолюбливал своего проводника. Но он знал, что сейчас нужно поговорить.

– А как думаешь, балда? – Он с ненавистью кинул палку в огонь. – Я пытался найти такого, как ты, ни одно Новорождение. Я убил ради гребанного обряда. И вот, когда я почти достиг цели, выясняется, что ты не из Коара, а из Орибина! – он с ненавистью посмотрел на Хану-Арева. – Я потратил время и силы зря! Я нарушил закон! Думаешь меня примут на острове после этого? Тэл свидетель, меня выпрут в ЛинаДе едва мы вернемся в деревню! – Он шмыгнул носом и ссутулился. – Я сделал все, чтобы спасти ее. Я пожертвовал всем!  Понимаешь или нет? – Кутурун не отрываясь смотрел на испуганного мальчика.

– Так вот зачем тебе нужно в Коар! – выдохнул Хану-Арев, – Она там? Ты хотел забрать ее оттуда? 

– Нет, идиот, – Кутурун закатил глаза, – она на нашем острове. Не представляю, каково ей! Хуже всего то, что я не знаю как ей помочь! Да очернит Терече мое зерно, я жалок! – он обреченно опустил голову и вцепился в волосы, – только в Коаре ответ.

– Мы же идем к Озену! Он поможет! Я уверен! – Хану-Арев присел на корточки.

– Это темная магия! Он ничего не знает об этом, идиота ты кусок! – Кутурун трясся. Он обессиленно опустил руки, опрокинул голову и закричал.

     Хану-Арев помолчал. Он оценивающе посмотрел на Кутуруна, набрал в грудь воздуха и попытался вложить в свои слова все сострадание, на которое был способен:

– Он найдет другой выход! Может получится обойтись без силы Дер!

– Сразу видно, что ты воробьем был! – он с омерзением посмотрел на мальчишку. –Нельзя, нельзя обойтись без силы Дер, кретин! Думаешь я не пробовал?

– Спроси у Озена, – Хану-Арев поднялся, – я может и кретин, но не бывает так, чтобы выход был только один, – Мальчик кивнул Кутурун и зашел в палатку.

     Юноша сидел у костра и смотрел на пламя. Оно угасало. Дрова янтарными вкраплениями мерцали и согревали воздух, с треском выдыхая пар.

– Прости, – он поднял глаза полные слез и посмотрел на небо, – прости! Я не знаю, как тебе помочь. Я предал тебя. Я во всем виноват! – он всхлипнул. – Либо мальчишка прав, и я найду ответ здесь, либо, – он помолчал, – либо мы с тобой не свидимся. Меня отправят в ЛинаДе. Один Терече знает, что там со мной будет.       Это судьба! Великий Тэл так решил. – он усмехнулся. – А раз он так решил, значит против этого не попрешь.

     Кутурун встал, размял спину и зашел в палатку. 

***

     Крик орла заставил дернуться Кутуруна, он распахнул глаза и посмотрел вверх. Лучи Тэл проникали сквозь полы и слепили глаза. Юноша поморщился и вышел наружу. Хану-Арев пытался развести огонь. Он тер палочки друг о друга, затем отбрасывал их в сторону, падал на живот и надувал щеки. Огонь не разгорался и Хану-Арев снова брал палки и насупившись тер их друг о друга. Все это было похоже на неловкое подобие разминки. Кутурун усмехнулся.

– Уже проснулся? – попытался завести разговор он. Мальчишка только кивнул. Юноша закрыл глаза и вздохнул. – Я хотел сказать спасибо, – Кутурун ссутулился, – за вчерашний разговор, – он неловко смотрел на землю, вглядываясь в трещинки, – Я знаю, ты ненавидишь меня, но ты все равно выслушал и поддержал. Да расколет Терече мое зерно, это благородно с твоей стороны, – Кутурун присел рядом. Хану-Арев замер. Искра, которую ему удалось добыть загорелась, подпалила края сухой травы и потухла. 

    Хану-Арев с удивлением уставился на юношу. На секунду ему показалось, что над ним издеваются, и что сейчас Кутурун разразится громким хохотом. Он поднял недоверчивый взгляд. Кутурун не отрываясь смотрел на ноги. Почувствовав на себе взгляд, он поднял серьезные глаза.

– Я не ненавижу, – Хану-Арев смотрел на руки, – я тебя, конечно, не жалую и боюсь, но не ненавижу. Рад, что смог помочь, – он бросил короткий взгляд на юношу и продолжил добывать огонь.  

     Кутурун грустно улыбнулся, протянул руку. Хану-Арев отдал палочку. В центре она была тоньше, чем по краям.

– Гляди, как надо, – Кутурун демонстративно разжег огонь. Он слабо затрепыхался. Пламя пожирало хворост и становилось сильнее.

      Из палатки вышел Кигири. Он деловито подошел к путникам, оценивающе посмотрел на небо и пропищал, улыбаясь и потягиваясь: 

– На завтрак времени нет, нам нужно идти. Сейчас же! – Кигири бодро выпрямился и уверенными движениями вытащил колышек. 

– Кажется, твои чары выветрились, – с добродушной усмешкой сказал Кутурун. Хану-Арев поморщился.

– Я не буду это повторять, – мальчик решительно встал и сложил руки на груди.

     Кутурун грустно улыбнулся и кивком велел помочь страннику собрать пожитки. Юноша сложил поленца друг на друга, отряхнул руки и подошел к Хану-Ареву и Кигири.

– Куда нам идти? – спросил он, глядя на Кигири

– Прямо, пока не окажемся под Тэл, – таинственно ответил он. Кутурун и Хану-Арев переглянулись. – Зря огонь разжигали, – странник поелозил ногой по плотной земле. Под подошвой образовалась небольшая кучка песка. Он собрал его ладонями и засыпал трепыхающееся пламя.

     Всю дорогу Кутурун молчал. Только иногда просил воду или ломтик хлеба. Хану-Арев задавал бесконечные вопросы, на которые Кигири любезно отвечал.

– А какой у вас дар?  

– Как какой, малец! Меня тут каждая собака знает! Аааа, – протянул он и закивал, – погоди, ты же переродился недавно? Тогда незнание простительно! Я учитель! Рассказываю новеньким о мироустройстве. Не всем, тем, кто захаживает, – он потрепал ребенка по голове. – Ведать, Тэл решил, что у тебя другая миссия. Мудрецом ты не станешь, даже самым захудалым! Но делец из тебя знатный должен выйти. Не грусти, дочь моя тоже не мудра, зато рукодельница славная! – он подмигнул и ободряюще толкнул ребенка в плечо.

     Хану-Арев усмехнулся.

– А те, кто к тебе попадают, избранные что ли?

– Не все, но многие! – ответил учитель, пожимая плечами. Хану-Арев гордо поднял голову.

– Чего это ты нос задрал? – с подозрением спросил Кигири.

– Рад знакомству с вами, – быстро нашел ответ Хану-Арев, лукаво благоговея перед Кигири. – Ну, и еще потому, что не я к вам пришел, а вы ко мне.

– Ох-хо-хо, ­– басом рассмеялся Кигири, – правду же говоришь, – он взлохматил волосы мальчишке и подмигнул Кутуруну. – Мы почти пришли, нам нужно остановиться. 

     Кигири сбросил с плеча сумку и принялся рыться в ней. Предметы с лязгом и скрежетом перекатывались в складках мешка. Кигири выудил палку, посмотрел на небо, напряженно размышляя, отсчитал двадцать три шага и начертил круг. Тэл сверкнул, собрал в пучок лучи и направил их в центр. В ослепляющем полотне проглядывалось очертание двери.

– Кажись пора, – объявил Кигири, – чтобы зайти в эту дверь, нужно открыть тайну. 

     Кутурун и Хану-Арев испуганно переглянулись.

– Я лгал!  Много и часто! И будет Тэл мне свидетель, сильно стыжусь этого! – подняв руки к небу прокричал Кигири. Слюна брызгала в разные стороны, мужчина широким жестом вытер влажные губы и выдохнул. Круг разомкнулся, пропуская странника внутрь.

– Теперь ты, малец, тебе тайну найти, поди, не трудно будет, – как ни в чем не бывало пролепетал Кигири. 

– Я с острова Познавших и ничего не помню о прошлых ступенях, кроме того, что я был во-ро-бьем, – Хану-Арев не знал нужно ли кричать и поднимать руки к небу, но на всякий случай сделал это, как Кигири.

     Круг разъединился и впустил ребенка. Кигири испуганно посмотрел на него, снисходительно улыбнулся и сделал осторожный шаг назад.

– Я с острова Познавших, и я его проводник, – сказал Кутурун. Ничего не произошло.

– Руки подними и кричи, – посоветовал Хану-Арев.

– Не в этом дело! – Кигири подошел ближе к линии. – Тайна должна быть только твоей, а ты ее с мальчуганом делишь, – объяснил Кигири.

– Он же тоже делит тайну со мной! – Кутурун сурово посмотрел на Хану-Арева.

– Верно, но он про воробья добавил, и это перестало быть общей тайной.

– Но я знал это! – не отступался Кутурун. Он разбежался и попытался пройти сквозь стену света, но она оказался прочной. Она обволокла его жидкой эластичной пленкой и не дала пройти внутрь. Кутурун сделал шаг назад.

– Значит, это его главная и единственная тайна! Других нет, – пожал плечами Кигири.

– Моя подруга кошка и не может стать человеком, несколько Новорождений, – сдался Кутурун. – Я пришел, чтобы помочь ей. Круг не разомкнулся.

– Ты вчера рассказал об этом, видимо это не считается, – смущенно сказал Хану-Арев.

– Или это не главный секрет, – вытянул шею Кигири.

– Я шел в Коар, чтобы мудрец уничтожил твое зерно! – Кутурун посмотрел на Хану-Арева, его глаза блестели. – Тело осталось бы бесхозным. Я хотел переместить ее зерно во вместилище! Но ты из Орибина! Мы попали не на те земли из-за тебя! И я винил тебя, ненавидел за это. Но, даже если бы я знал, какой ты на самом деле, окажись мы в Коаре, я бы предал тебя. Ее не вернуть, – голос надрывался и дрожал, – и если я начинаю думать об этом, я виню во всем тебя.

     Круг разомкнулся и пропустил Кутуруна. Хану-Арев поднял глаза полные боли и посмотрел на парня.

– Я знал, что тебе нельзя верить. Знал! Ты врал мне, говорил, что мы вместе найдем ответ на твой вопрос, а потом узнаем откуда я родом, узнаем о моем прошлом! Ты даже не хотел дать мне шанс? – Хану-Арев не кричал. Тон был спокоен, но глаза наполняла боль.  

     Кутурун хотел извиниться, но промолчал. Дверь распахнулась, приглашая войти в темную комнату. Внутри было душно, пахло пылью и анисом. Книги шаткими стопками тянулись к потолку. Склянки ровными рядами стояли на полках у зашторенного окна. Широкая кровать, застеленная толстым одеялом, находилась в углу. Рядом была тумбочка, сделанная из перевернутого ящика. Круглый стол украшал глиняный кувшин и скромный букет сухоцветов. Рядом со столом на подушке восседал бородатый старик и медитировал.

– Хооооом, – мычал он.

– Здравствуй, великий Озен, – громко сказал Кигири, четко выговаривая каждое слово и дергая подбородком. Он упал на колени и склонил голову. Хану-Арев и Кутурун последовали его примеру. Мальчик косо посмотрел на врага и отполз подальше. 

     Старик открыл один глаз, ловко соскочил с подушек и подошел к гостям.

– Ты привел чужеземцев? – с удивлением спросил он, глядя на странника.

– О, великий Озен, я не знал, что они не с Орибина. Они лгали мне!

– Забавно, два чужеземца провели мастака лжи, – Озен улыбнулся одними глазами, – причина беды, которая привела ко мне, в тебе самом. Дело не во лжи, а в молчании. За это карает тебя Дэриоха и материю твою губит. Ступай к ней и открой правду, иначе не быть тебе больше учителем.  

– Но, Озен, она дитя, – руки Кигири задрожали.

– Сделай выбор, – перебил мудрец, – ступай, не задерживайся здесь.

     Кигири хотел что-то сказать. Озен покачал головой. Мужчина поклонился мудрецу, кивнул путникам и ушел.

– Зачем пришли вы? – Озен лениво перевел взгляд на Хану-Арева

– Мне кажется, ты знаешь, Озен, – привлек внимание Кутурун.

– Я способен разгадывать помыслы жителей Орибина. Я слушаю тебя.

– Моя подруга не может шагнуть на ступень выше. Я шел в Коар, чтобы провести ритуал Па…

– Не смей произносить название этого заклинания в моем доме! – перебил Озен.

     Кутурун кивнул и продолжил:

– Есть ли способ спасти мою подругу?

     Озен задумчиво посмотрел на юношу. 

– Она не готова перейти на пятую ступень. Преображение не происходит поэтому.

– Она человечнее многих из совета, – Кутурун сделал уверенный шаг к мудрецу. 

– Значит эту черту она в себе воспитала, – перебил Озен. 

– Ей можно помочь? – не отступал юноша. 

     Озен опустил глаза. Он напряженно размышлял. Кутурун неотрывно смотрел на мудреца. 

– Можно разбить твое зерно и отдать ей часть, – сдался Озен. – Ты лишишься даров, это плата за ритуал, – он остановился, – она станет человеком. Это опасно, в том числе для нее. Тэл не дарует ей тело потому, что она не готова. Я не знаю, чем это обернется для тебя и для нее. Ты должен принять решение…

– Я согласен, – перебил Кутурун, – как это сделать?

– Есть еще кое-что, – Озен поднял руку, прося юношу помолчать, – ты будешь изгнан в ЛинаДе за использование запретного ритуала.

     Кутурун испуганно посмотрел на Озена. Изгнание в ЛинаДе не страшило его, но жить там, не имея возможности воспользоваться хоть какими-то знаниями – самоубийство. 

– Выпей это, – мудрец прервал мысли юноши и сунул ему в руки бутылек, – подумай, как следует. Кутурун одним глотком осушил склянку, плюхнулся на пол и уставился в одну точку.

– Ну, что привело ко мне тебя? – Озен пристально посмотрел на Хану-Арева.

– Я родом из Орибина, здесь я был птицей. Потом я перелетел озеро Гармонии и стал человеком. На острове Познавших девушка из можжевелового дома, сказала, что такого не было и велела идти к старцу. 

– Так, и ты не нашел никого ближе и решил прийти ко мне?  – он улыбнулся.

– Нет. Я пошел к главному мудрецу нашего острова. Он сказал, что ответ – в моем прошлом.

– Ты сказал, что был птицей. Это ты как выяснил?

– Девушка из можжевелового дома помогла. Она напоила меня чаем, и я вспомнил, что был воробьем.

– Воробьем? – воскликнул Озен. – Быть не может. Их не было в Орибине со дня Разделения! – мудрец выпучил глаза и суетливо заметался по комнате.

– Значит я из Коара? 

– Нет, нет! – замахал руками Озен. – В Коаре обитают исключительно крупные птицы. Ты из Орибина! Странно, что никто не видел тебя, – он взял книгу со стола.

– Почему я ничего не помню? – не унимался мальчишка.

– Дериоха хранит множество секретов, – Озен повернул книгу и показал Хану-Ареву карту, – Воды озера Гармонии один из них. Они стекаются из рек Дер и Оха. Смешиваясь они наделяются великой силой. Но они испаряются. И вот этот самый пар питает остров Познавших магией. Она делает земли плодородными, взращивает траву и деревья, наделяет жителей уникальными дарами. Одним словом, дает то, чего нет ни в Коаре, ни в Орибине, – мудрец расхаживал по комнате. Хану-Арев открыл рот и похлопал глазами. – Если вдохнуть чистый пар, он сотрет память. Ты пролетел над озером Гармонии, поэтому ничего не помнишь.

– А память вернуть можно? 

– Зачем? Ты уникален! С ней или без нее орибинцы возвысят тебя до небес! Ты можешь стать божеством. Ты будешь наравне с Тэл!

– Но почему? Почему люди будут мне поклоняться?

– Воробьи видят все в розовом цвете. Мир чистого Оха! Они владеют высшей формой дара, они не способны предать его! Люди будут поклоняться тебе из-за желания увидеть мир твоими глазами. Все будут хотеть учиться у тебя, они будут следовать за тобой по пятам. Ты станешь пророком, мудрецом, учителем, – его глаза горели, он преклонил голову. 

– Я не хочу этого, – перебил Хану-Арев. – Тэл перенес меня на остров Познавших, значит там мое место. Как вернуть память?

     Озен улыбнулся, достал из кармана две склянки. Он поставил их на стол и вынул из ящика пустой бутылек.  

– Это воды озера Гармонии и озера Начал. – он прищурил один глаз и перелил несколько капель жидкости в пустой флакон, – в правильных пропорциях они вернут тебе память, – Озен поднес склянку к свету и взболтал содержимое. Хану-Арев кивнул в сторону Кутуруна.

– Он это выпил? 

– Нет. Его эликсир пробуждает страстные желания. Если Кутурун действительно хочет вернуть подругу, он переборет соблазн.

     Хану-Арев посмотрел в пустые глаза товарища: 

– Он переборет, я знаю.

– Кутурун предал тебя, мальчик, как тебе удается видеть хорошее там, где его нет?

– Не знаю, – он пожал плечами, – может дело в том, что я воробей? 

     Хану-Арев бросил взгляд на товарища и выпил эликсир. Показалось, что Анисом запахло сильнее, голова закружилась, а зрение затуманилось. Воспоминания яркими вспышками мелькали перед глазами. Розоватые картинки постепенно обрастали подробностями: запахами, чувствами, звуками. Шум становился громче. Хану-Арев невольно прижал руки к ушам и сильнее зажмурился. Скрежет веток, раздраженное рычание хищников, завывание ветра и запах опасности. Все стихло. Он посмотрел по сторонам. Крохотные лапки вцепились в ветку, а перья предательски вспушились. Он повернул голову и увидел хорька, крадущегося к дереву. Он ждет. Хищник подкрадывается ближе. Воробей вздрагивает и взвивается в небо. Хорек клацнул пастью, недовольно фыркая.

      Он перелетает с одного голого дерева на другое, прячется среди веток. Вечный страх и погони. Его жизнь не была простой, он вечно убегал и прятался

– Звери охотились на меня, – пробормотал Хану-Арев, схватившись за голову.

– У животных чуйка на опасность. Они видели в тебе угрозу, видели превосходство и могущество.

– Великий воробей! Гроза и ужас Орибина! – иронично воскликнул мальчик, – Думаю, все враги от смеха помирали.

     Озен пожал плечами и подошел к Кутуруну:

– Терече искушает его!

– Кто?

– Терече – ночной Тэл, – пояснил Озен. – Тьма странно влияет на Великий Тэл. С ее наступлением, он становится опаснее. Он посылает страшные ведения, сводит с ума. Ночь – проклятье и награда для Тэл. В это время он излечивает страшнейшие недуги, совершает превращения. Но те, кто попадет под лучи Терече не могут жить прежней жизнью. 

– Почему так?

– По-разному сказывают. Кто-то считает, что Терече – брат-близнец Тэл. И пока Великий освящает другие земли, Терече творит темные дела. Другие сказывают, что это тьма шлет ведения. Мол, ткет их из лучей Тэл.

     Хану-Арев распахнул глаза и посмотрел в потолок, как бы желая увидеть Тэл сквозь крышу.

– Терече редко сам влияет. Чаще просто светит.

     Кутурун вздрогнул и с благоговением посмотрел на Хану-Арева и Озена: 

– Разбей мое зерно, Озен, я хочу спасти ее. Плевать на закон и изгнание.

– Уверен, Кутурун?

– Да.

– Это не дело одного дня, – Озен деловито почесал бороду. – Нужен хранитель, тот, кто знает тебя лучше других, тот кому ты можешь доверить зерно.

– Найти его не сложно, – он закашлял, – Хану-Арев, сделаешь это для меня?

– Кутурун, – мальчик посмотрел на ноги.

– Я знаю, что предал тебя, но только тебе я доверяю. Ты стал моим другом. Да будет Тэл мне свидетель, я и представить не мог, что ты будешь мне настолько дорог. Прости за все!

– Ты сделал мне больно, – говорил под нос Хану-Арев, – я знал, чувствовал, что будет неладное, но доверился тебе. Когда я увидел тебя у костра, – он поднял глаза и посмотрел на Кутуруна, – я подумал, что ты вовсе не злой, я знал, что ты сломлен. Чувствовал это. Кутурун, я помогу тебе. Даже после той боли, что ты причинил мне, я знаю, что ты не злой.

 – Спасибо, Хану-Арев, – он тепло улыбнулся. – Мы росли вместе, не помню ни одного дня без нее. Она была мне, как сестра, – он, едва заметным жестом, смахнул слезу. – Тэл даровал мне тело человека. Я был уверен, что ее ждет та же судьба, но она осталась кошкой. Она становилась старше и все больше походила на человека. Человека в про́клятом Терече теле кошки. Той, что поцарапала тебя в можжевеловом доме, – Он показал на почти зажившие царапины.

– Но как? Та кошка больше десяти Новорождений не может перейти на пятую ступень, а ты юн.

– Тэл хитро определяет возраст, – вмешался Озен. – Один и за сто Новорождений не повзрослеет, другой за одно стариком станет.  

– Кутурун, а кем ты был, когда Тэл тебе… – он посмотрел на товарища, но тот дремал, раскрыв рот и облокотившись на стену.

– Эликсир отнимает много сил, пусть отдохнет, – Озен забрался на груду подушек, закрыл глаза и протянул, – хоооом.

*** 

     Хану-Арев сидел в душной комнате, прислонившись к стене. Протяжное «хоооом» Озена сменил храп. Кутурун все еще дремал. Впервые за долгое время мальчик оказался наедине с собой. Только сейчас он осознал сколько всего забыл. Хану-Арев вспомнил, как стал Бутой, как обводы заполняли зерно, как тепло было, когда его тело сливалось с Дериоха. Он улыбнулся, снова ощущая приятное тепло внутри.

– Хану-Арев, – сонно позвал Кутурун. Мальчик подполз к другу. – Что произошло? Я долго спал?

– Не знаю, но Тэл уже сел. 

     Мудрец дернулся и открыл один глаз.

– Озен, он проснулся.

– А? Я виву, что оун попнулся, – зевая ответил старец. 

– Что? 

– Говорю, – мудрец потянулся и перестал зевать, – вижу, что он проснулся. 

     Озен соскочил с подушки, открыл сундук у кровати и вытащил черный тканевый мешок.

– Не передумал? – он прищурил один глаз и посмотрел на Кутуруна. Тот коротко кивнул и встал. Ноги затекли, и колющая дрожь пробежала по телу, юноша пошатнулся, но устоял.

– Вы оба, за мной. 

     Озен провел по стене ладонью. Крючковатая ручка, повторяющая узор ткани, щелкнула, распахивая дверь.  

– Лес, связывающий земли Дериоха. Только Главные мудрецы могут открыть путь сюда, – Озен ходил по опушке, как чичероне. – Сейчас, через него изгоняют предателей в ЛинаДе, а раньше еще проводили людей на остров познавших, до разделения. Здесь накоплена мощнейшая энергия, даруемая Тэл. 

     Озен остановился у тропинки, по обеим сторонам которой рос можжевельник:

– Эта дорога приведет тебя к можжевеловому дому. Ты придешь туда, откуда начал, продолжишь с того момента, в котором должен был оказаться, если бы память вернулась сразу.

– Я окажусь у избушки и все? – непонимающе спросил мальчик. – А странствие, Кутурун, я буду помнить об этом?

– Только Тэл ведает об этом.

– А осколок зерна? Я передам его? 

– Да, передашь, но я не знаю когда. Тэл поможет тебе.

– Слишком многое зависит от Него, – вмешался Кутурун, – я бы не доверял ему в такое время, но, да заберет Терече мое зерно, у меня нет другого выбора.

     Озен показал взглядом, что пора начинать ритуал. 

– Дай мне минуту, – попросил юноша. Мудрец кивнул и отошел в сторону. – Хану-Арев, тебя ждет увлекательная жизнь, поверь мне, – он нагнулся ближе и по-старчески закашлял. – Твое зерно обладает немыслимой силой, я почувствовал это сразу, как увидел тебя, – Он дотронулся до сердца мальчика. – Твой дар силен, ты дважды простил меня, хоть я не заслужил это. Хану-Арев, как тебе удается быть настолько сильным? Ты терпел оскорбления, упреки. Ты забыл, что я оболгал тебя, – глаза Кутуруна наполнили слезы. Он глубоко вздохнул, – мне будет тебя не хватать. Ты единственный, кто попытался понять меня. Единственный, кто стал моим другом. Спасибо! – он протянул руку. Хану-Арев пожал ее, а потом крепко обнял юношу.

– Ты не виноват, не виноват правда! Я это точно знаю. Кутурун, обещаю, я сделаю все, чтобы она стала человеком. Я расскажу, что ты сделал для нее! – тараторил мальчик, сдерживая подступающие слезы.

– Не надо. Она итак натерпелась, пусть поживет спокойной жизнью без мыслей о том, что она должна мне.

     Хану-Арев разжал объятья и отступил. Кутурун подмигнул ему и посмотрел на Озена взглядом, полным решимости. Мудрец достал из мешка свечу. С обеих сторон был фитиль. На воске были вырезаны витиеватые узоры. Они опутывали один край свечи и перетекали в другой. С противоположной стороны узор казался рваным и угловатым. Вместо кругов – треугольники и ромбы, вместо изящных линий – ровные полосы. Озен указательным пальцем коснулся ладони, и, словно пытаясь расщекотать себя, по кругу замассировал ее. Вспыхнула искра. Он поднес свечу к пламени и зашептал:

– Де си берине́ до ко́а, ко́м ко́ту́ леноти́ аргу́на мит.

     Свеча засветила ярче. Озен подошел к Кутуруну, взял его руку и повторил заклинание. Огонь вспыхнул, искра выпрыгнула из пламени и прожгла рубашку юноши и проникла в грудь. Кутурун поморщился, стиснул зубы и закрыл глаза. Становилось больнее, искра нагло копошилась в груди, заставляя пульсировать от боли все тело. Юноша раскинул руки и завопил. Возглас вырвал сияющий ромб из груди. Он дрожал и блекло светился, повиснув на уровне лица. Кутурун пустым взглядом посмотрел на Хану-Арева. Юноша выглядел старше: синяки под глазами казались больше, смуглая кожа стала зеленовато-белой, лицо осунулось, а волосы жирными патлами падали на лоб. 

     Озен молитвенно соединил руки, перевернул правую ладонь и оторвал ее от левой. Между кистями появились серебряные нити. Мудрец шире раздвинул ладони, струны растянулись. Резкое вертикальное движение разрезало зерно пополам. Кутурун задрожал. Озен рывком опустил руки, посмотрел на Хану-Арева и кивком указал на мешок. Мальчик выудил колокольчик, привязанный к ремешку, и протянул Озену. Мудрец покачал головой и подбородком указал на половину зерна. Хану- Арев ухватился за колокольчик и поднес его к парящему треугольнику. Язычок задребезжал, утягивая треугольник. Вспышка. Оставшийся треугольник вернулся в грудь Кутуруна. Юноша упал на землю, пытаясь отдышаться. Глаза его блестели, а тело и руки становились прозрачными. 

– Прощай, Хану-Арев, – одними губами проговорил Кутурун.

– Прощай! – мальчик кинулся к другу, но тело Кутуруна растворилось. Только медальон упал на землю – Мы обязательно встретимся, я чувствую это, – падая на колени пробормотал он.

– Он решил подарить тебе это, – сказал Озен, поднимая украшение с земли. – Пора, юный друг. Надень ошейник на шею кошке. Часть зерна Кутуруна сделает ее человеком. Скажи, чтобы она не снимала колокольчик. Иначе, она будет терять сознание. Ясно?

     Хану-Арев кивнул. В руках блестел медальон. Он был теплым, даже горячим. Мальчик повесил его на шею. Он ударился о корешок Хасины. Хану-Арев поднял голову и сказал: 

– Прощай, Озен, спасибо за помощь.

– До свидания, юный друг. Быть может свидимся, да будет Великий Тэл милостив к нам.

     Хану-Арев улыбнулся, поклонился старцу и пошел по тропинке.

*** 

     Тропинка расширялась. Можжевеловые кусты редели, а среди деревьев проглядывались лучи Тэл. Хану-Арев увидел дом. На покосившемся заборе сидела кошка. Она встала, балансируя на острых деревянных выступах, и выгула спину. Зверек угольного цвета поднял уставшие глаза и зыркнул на мальчика. Хану-Арев поежился, пожал плечами и зашел во двор. На массивном крыльце сидела девушка и перебирала ягоды.

– Хану-Арев? – Она встала. Лицо озарилось улыбкой. – Как ты? Помог тебе главный мудрец? – она закивала, как бы отвечая на вопрос. – А как же, глаза то вон как посветлели!

– Вы мне?

– А кому еще, дорогой? – Улыбка сползла с лица, глаза стали печальными. Девушка вскочила и потянула ребенка в дом. – Дорогуша, что ты помнишь, расскажи-ка девушке из можжевелового дома.

– Я был воробушком, в Орибине, а когда время пришло в мальчика превратился. Как в лес попал не знаю. 

– А в Орибине что было? 

– От хищников прятался, на ветках сидел, зерна клевал. В основном убегал, конечно, – тараторил он, – жизнь трудной была, но Тэл наградил меня.

– Память тебе вернули, – пробубнила она, – а меня помнишь? – она с подозрением посмотрела на мальчика. Он покачал головой. – дааа, – протянула девушка, – много испытаний тебе Тэл приготовил. Ну, слушай тогда.

     Она заново рассказала, как все устроено в Дериоха. Хану-Арев слушал не моргая и жевал корочку хлеба.

– Понял? – выдохнув, закончила она.

– Угу, – кивнул Хану-Арев, пытаясь прожевать огромный кусок. Он закашлял. – а п вам я попему попав? 

– Почему попал? Чтобы я тайны тебе открыла.

– Аааа. Ну я пошел?

– Иди, – с недоумением буркнула она.

– Спасибо, – Хану-Арев преклонил голову. Девушка кивнула и распахнула перед мальчиком дверь. – До свиданья!

– Ага, – она захлопнула увесистую дверь и подошла к комоду. Из нижнего ящика она вытащила книгу и быстро пролистала ее. – Любо-пыт-но, – пробормотала она, переворачивая последнюю страницу.

*** 

     Хану-Арев неспешно шел по мшистой тропинке. Лес завлекал в глубь, тропинка петляла. Уже стемнело, когда среди деревьев тускло засветились огни. Хану-Арев вышел на площади. В центре росла яблоня. Она тянуло мощные ветви к небу. Торгаши складывали остатки товаров в корзины, люди закрывали окна и гасили свет. Металлический лязг заставил Хану-Арева вздрогнуть и обернуться. Ветер раскачивал трактирную вывеску «У древнего Ворона». Мальчик поднялся по крутым ступеням и приоткрыл дверь. Аромат печеного картофеля и ржаного хлеба смешался со свежестью ночи. Густой, вязкий воздух проникал в легкие, заставляя живот урчать. В полумраке за столами сидели люди. В углу у стойки печально пел мужчина, перебирая струны. Голос разливался и таял в общем гуле. Привалившись к стене сопел бородач. Перед ним стояла тарелка с остатками еды. Кусочки картофеля застряли у него в усах и подрагивали, когда мужчина всхрапывал. Кудрявая девушка составила посуду на поднос и отнесла на кухню. 

     Высокий хозяин с покатыми плечами стоял за стойкой и натирал ее воском. Он бросил усталый взгляд на гостя:

– Детей не обслуживаем, проваливай! – буркнул он.

– Где можно переночевать? – набрался смелости Хану-Арев и неуверенно шагнул внутрь. 

– Комнатушка нужна? – из кухни вышла женщина. Она положила руку на плечо хозяину и продолжила. – Проходи-проходи, смелее! Садись, – Она указала на стул у стойки. Мальчик уселся. Женщина перевесилась через стойку и улыбнулась. – А платить чем будешь? Что у тебя есть?

– Н-ничего!

– Оооо, так дело не пойдет. С чего бы мне комнату тебе просто так давать, а? – она уперла руки в бока. 

     Мальчик поелозил на стуле, обреченно вздохнул и собрался уходить, но голос хозяйки остановил его:

– Давай-ка, подсоби моей доченьке, а я комнату тебе подготовлю. Из кухни высунулась кудрявая голова. Хану-Арев кивнул и спрыгнул со стула.

– Что делать?

– На кухню иди, дочка моя тебе расскажет.

     Хану-Арев прошмыгнул под рукой хозяйки, придерживающей дверь. Копна кудрявых волос мелькнула перед глазами.

– Кто такой будешь?

– Хану-Арев я.

– Что тут делаешь? – она сощурила глаза и почти впритык подошла к мальчишке.

– Помогать пришел, мне комната нужна, – он испугано моргнул.

– Картошка вон там, – она показала большим пальцем себе за спину. – Все очисть, помой, водой залей. Потом еще скажу, что делать.

–  Что, сделать? 

      Девушка закатила глаза:

– Ты что, глупый или Терече тебя разума лишил? Говорю же, по-чис-тить!

     Хану-Арев посмотрел на ноги. 

– Не знаю я, как ее чистить, я вон недавно переродился.

– Аааа, – закивала девушка и махнула рукой, – Гляди. 

     Она продемонстрировала как правильно чистить картошку, объяснила, что срезать много нельзя, ведь «продукт пропадать не должен». 

– Понял? 

– Угу, – Хану-Арев, высунув язык, пыхтел, срезая кожуру.

     Девушка стояла на месте и внимательно наблюдала.

– Мммм, – привлекла внимание она. – Говоришь, недавно переродился? – мальчик кивнул. – Говорят, история повторяется. Слышал? – Она округлила глаза и выжидающе посмотрела. Не выдержав молчания, девушка продолжила. – Говорят, что в прошлый раз Тэл поменялся, и это привело к беде. Почти все умерли! Никого не щадил он. Говорят, она пригнулась, что сам Терече заведовал всеми деяниями Великого.

– Сказки все это! – мальчик расправился с картошиной и швырнул ее в миску.

– Ага, конечно, – она надула губы, – ты-то откуда знаешь? Недавно совсем переродился, а уже такой умный, – она ухмыльнулась.

– А ты откуда знаешь, что правду говоришь? 

– А вот знаю! Я больше больше остальных знаю, – она задрала голову, – и будет Тэл мне свидетель, беды не миновать, тем более тебе! – Она коснулась носа Хану-Арева и вышла в зал. 

     Больше он не разговаривал с ней. Она сторонилась его и делала вид, что вовсе не замечает. Когда Хану-Арев почистил и помыл картошку, хозяйка отвела его в комнату.

– Разбужу к завтраку, выспись, тьма скоро сойдет, – Она закрыла дверь.

     Хану-Арев осмотрел скромную комнату. Ноги гудели, он лег на кровать и быстро уснул.

     Когда в дверь постучали, он не уже не спал. Мальчик спустился по лестнице, умял яичницу в хлебе, поблагодарил хозяев и выбежал из трактира. 

– Странная у них дочка! – буркнул Хану-Арев и окинул взглядом вывеску. Мальчик соскочил со ступеньки.

– Ой, какой прыткий, – кто-то схватил его за плечо. – Кутурун тоже здесь? Эх, Великий Тэл, и даже не зашел к старинному другу, – пробасил голос.

– Кто не зашел? – поднял глаза Хану-Арев, – Курукун? Вы ошиблись, я не знаю его. 

– Кутурун, – поправил незнакомец и сощурился. 

     Хану-Арев пожал плечами, развернулся, но обладатель низкого голоса вцепился в плечо.

– А ну, погоди, – он дернул мальчика за плечо, – что-то неладное. А ну за мной!

     Незнакомец приволок мальчика к палатке:

– Заходи, – он толкнул его, поэтому Хану-Арев скорее упал, нежели зашел внутрь.

     У костра сидел старец. Услышав шум, он отвел глаза от огня.

– Как все прошло? – потусторонне спросил он.

– Что прошло? – Хану-Арев встал и потер локоть. 

– Вернул память? 

– Почему все ведут себя так странно? – он все еще тер локоть, возмущенно надув щеки.

– Хану- Арев, ты вспомнил?

– Откуда вы знаете мое имя, –он встрепенулся и попятился назад. – Что происходит? Почему все ведут себя так, словно мы знакомы? – он кричал и отступал.

– Я Неккен, главный мудрец острова. Прошу тебя, успокойся.

– Хасина мертва! Хасина мертва! – в палатку ворвался гнусавый и сутулый старик. – аааа, вот и он! Убийца! Убийца! – он ткнул ребенка в грудь.

– Успокойся, он потерял память, – вмешался Неккен.

– Или делает вид! А ну, – он сделал шаг в сторону Хану-Арева, – отвечай, где Кутурун?

– Я не знаю, – взревел мальчик, дернулся и отбежал в другую сторону. Гнусавый сделал еще один шаг, но Неккен преградил путь.

– Подожди меня на улице, я скоро приду.

– Он почти раскололся, ты же видишь, он боится!

– Жди на улице!

     Старик насупился и вышел из палатки. Бубнеж постепенно стих.

– Сядь! – тон смягчился. Хану-Арев проглотил ком в горле и плюхнулся на подушку.

– Ты действительно ничего не помнишь?

– Да сколько можно? – он вскочил, но поймав строгий взгляд сел обратно и сложил руки на груди.

– Что это у тебя на шее?

– А? – он посмотрел на корешок, свисающий до ключиц. – Это? Не знаю, он у меня был, – Мальчик покрутил в руках украшение, –наверное, – неуверенно добавил он.

     Хану-Арев протянул растение старцу. Он поднес его ближе к носу и придирчиво рассмотрел. 

– Что это, ты не знаешь, так? – старец поднял взгляд на мальчика. Тот покачал головой. – Где отыскал тоже не спрашивать?

     Хану-Арев кивнул.

– Мо́рон возвращает память, отнятую Тэл. Крайне редкое растение, между прочим. Листья и цветы отыскать легко, а вот корень. Редчайшая находка! Растет глубоко и, что интересно, далеко от самого цветка. Тебе повезло, что он попал к тебе, – Неккен встал, – я сделаю отвар.

– Я все помню!

– Это ты так думаешь, – старец подмигнул.

     Неккен налил в чан воду из ведра. Ровные и тонкие колечки корня с бульканьем падали в закипающую воду. Комната наполнилась горьковато-пряным ароматом. Старец снял с огня отвар и прикрыл тканевым колпаком.

– Почти готово! Пить нужно пока воспоминания не вернутся. 

     Немного подождав, мудрец вытащил из сундука чашу и зачерпнул пурпурную жидкость:

– Держи.

     Хану-Арев выдохнул и залпом выпил чай. Он пил и пил, но ничего не происходило.

– Не помогает! Я же говорил, что все помню, – проскулил мальчик и сделал еще один глоток. Его тошнило, но он сделал над собой усилие и допил отвар.

– Снадобье убило бы тебя, если бы Тэл не стер воспоминания, продолжай пить, – как ни в чем не бывало заметил Неккен.

     Хану-Арев уронил чашу и округлил глаза. Отвар подступил к горлу, но он проглотил ком:

– Предупреждать надо! – мальчик взял чашу, уже наполненную жидкостью, и сделал глоток.

     Голова закружилась, он вспомнил лицо Кутуруна, Кигири, Озена и поручение. Хану-Арев вскочил, ноги были ватными, он оступился, но устоял. Неккен непонимающе моргнул. 

– Хасина стала жертвой, ее смерть перенесла нас в Междумирье, а потом в Орибин, – быстро объяснял мальчик, стараясь не смотреть Неккену в глаза. Он не знал стоит ли говорить правду про Кутуруна и ритуал. Если он искал ответы вне острова, значит его не поддерживали:

– Кутурун странствует, – нашелся мальчик, – сказал, что не вернется, пока не найдет какие-то ответы. Неккен, я спешу. Подробности расскажу позже – Хану-Арев, стой, подожди!

     Но мальчик уже был далеко. Старец зачерпнул остатки пурпурной жидкости и перелил в банку. 

     Между высокими деревьями серебрились просветы. Они сливались в темно-светящееся пятно. Тяжелый топот мальчика распугивал птиц, они, раздраженно чирикая, взлетали и усаживались на макушки сосен. Хану-Арев резко остановился, когда увидел неприметную тропу между можжевеловыми кустами. Он повернул и пошел по усыпанной хвоей дорожке. У калитки сидела кошка и облизывала лапу. Она подняла глаза, выгнула спину и зарычала.

– Я от Кутуруна, – издалека крикнул Хану-Арев. Кошка выровняла спину и весело задрав хвост побежала навстречу. 

     Хану-Арев опустился на корточки. Кошка подошла к нему и потерлась о ногу.

– Это тебе, – Он вытащил из шапки ошейник с колокольчиком. Кошка подняла глаз и с недоверием посмотрела на украшение. – Послушай, Кутурун сказал надеть это. Так ты станешь человеком.

     Кошка горделиво вытянула шею, позволяя мальчику нацепить ошейник. Хану-Арев быстро застегнул ремешок и колокольчик повис на шее.

     Поток ветра поднял листья с земли и закрутил вокруг угольно-черного зверька. Он мотал головой, пытаясь понять в чем дело. Листва закутала кошку в кокон и градом осыпалась на землю. На влажном мху лежала беловолосая девушка с веснушками, осыпающими тело. Она подняла голову и пронзила Хану-Арева взглядом.

– Получилось, получилось, получилось, – восторженно прыгал мальчик. Девушка широко улыбнулась. 

     Шею сдавило, она расстегнула ошейник, собираясь отбросить его в сторону, но Хану-Арев поймал ее руку. 

– Нельзя! Тебе нужно повсюду его носить, не снимая ни-ког-да, – он застегнул ремешок на тонкой руке, – без него ты потеряешь сознание. Поняла?

     Она кивнула.

– А где Кутурун? 

– Он, – мальчик запнулся, – странствует. Ищет ответы.

     Девушка моргнула.

– Кис-кис-кис, – донесся из можжевелового дома голос. Девушка встала с земли, кивнула Хану-Ареву и крикнула:

– В следующий раз зови меня по имени! Хесса! – заорала она.