Опубликованные тексты авторов

Вилле скомкал обёртку и кинул на пол, та тут же растворилась в белизне мира. Люди исконно боялись тьмы и ночи. Всегда сторонились их. Знали бы они, каким уничтожающим может быть абсолютный свет – белый, без единого пятнышка или оттенка. Мир бесконечной стерильной пустоты. Дома здесь были белыми. Окна были белыми. Люди были белыми. Дороги, машины, деревья, море, небо — всё. Всё было белым. Не мир, а реклама отбеливателя Vanish. Вилле огляделся. Глаза ночью почти не резало.Подробнее

Сначала Андрей перестал ездить на трамвае. То ли завод закрыли, и ездить стало некуда, то ли закрыли трамваи. Сейчас и не вспомнишь. Потом он перестал спускаться к ларьку у дома за батоном хлеба и сардинами в масле. Отчего-то они сами появлялись около двери. Стоило только пошаманить в мобильнике. Затем он перестал вставать с кровати. Оказалось, ноутбук отлично работает и в постели. Да и уютная атмосфера повышает стрессоустойчивость сотрудников. Так Андрей пропал. Пропал на долгие месяцы.Подробнее

– Не скрипи, шальная половица. Не буди своих. Дай мне в ночь улизнуть. Ощутить хладное дыхание на коже. Коснуться босыми ступнями свежей росы. Власы развеять по ветру. В деревне пусто, все спят. Никто не осудит. Я убегу тихо. Прошу, помолчи! – Мне не скрипеть, девочка, просишь ты милостиво. Да я бы и рада, да как мне быть послушной? Когда у середу разбила матушка кадку со свежим смальцем. Уронила так больно, противно. Жир впитался в доски.Подробнее

Жила-была Скрипка. Это была необыкновенная Скрипка. Мастер, изготовивший её, прожил трагическую и короткую жизнь. Он был очень одинок, и Скрипка была единственным его детищем. Над её созданием он «колдовал» не один год. Создавая это чудо, мастер грустил и часто плакал, так что к окончанию работы Скрипка была буквально пропитана слезами, потом и капельками крови её творца. Рождение Скрипки было долгим и мучительным. Вошла она в эту жизнь с пронзительно-печальным криком.Подробнее

Жила-была одна очень культурная семья: мама, папа и их маленький сын. Очень часто они все вместе ходили в театр, и чтобы лучше видеть то, что происходит на сцене, каждый брал с собой маленький бинокль. И не зря! Ведь каждое представление сцена излучала нечто неземное, то, что всегда очаровывало зрителей. Вот вышел актёр в розовом костюме с жёлтыми пуговичками – ах, какое у него выражение лица, какие движения он проделывает в танце! Какая страсть! Какой восторг!Подробнее

А Таньку-регулировщицу у нас все знают. А как не знать-то? Это ж она с утра пораньше выходит на Рябой перекрёсток и начинает руководить движением. Там рукой взмахнёт — левый ряд в правый переведёт, тут ногой притопнет — задом наперёд движение запустит. А уж когда совсем беда на перекрёстке (а как тут не быть беде, когда главные наши ворота-то Заугольные перекрыли незнамо как) — так песню запоёт. «Ко-ко-ко!» —завоет на разный лад, как сломанная шкатулка.Подробнее

Летом разродилась белобрюхая сторожевая собака. Вымазанная в мазуте и пыли панельной стройки, она зарылась под крыльцо заброшки и жалобно скулила, беспомощно крутя глупой приплюснутой мордой. Детишки, конечно, набежали, побросали свои железяки, палки, ободки, позасовывали круглые головы в узкую щель, да и распределили щенков между собой — стали папками и мамками. Как только детёныши немного окрепли на собачьем молоке, стали детишки таскать их по стройке.Подробнее

Посвящается Любови Николаевне Быковой. Учителю. Другу. Мудрейшему сердцу Земли.      Сегодня Тару исполнилось тринадцать. Жители деревни по такому случаю начали готовиться к церемонии Ом’шу’нагок, что на Забытом Языке означает «Обретение последней души». Тар уже получил две: первую – от матери, когда родился, а вторую – от отца, когда тот обучил сына гончарному ремеслу. Но теперь Тар должен понять, для чего он пришёл в мир.Подробнее

Глава 1. Улица – яркая, просторная, освещённая светом ещё не погашенных запоздало-ночных фонарей, вела в сторону магазинчика, куда Антон, живший по стечению обстоятельств одиноко, захаживал для приобретения продовольствия. Он шёл по краю тротуара, напевая что-то про себя и горестно размышляя о быстротечности выходных дней.Подробнее

В одном городке ходила легенда о дальней заброшенной крепости. Мол, растёт под её каменной стеной удивительный, сказочной красоты цветок. Сорвёшь его, и исполнит он любое твоё желание, сделает тебя счастливым. Но легенда на то и легенда, никто точно не знает, сколько в ней правды. В какой именно крепости растёт цветок? Где растёт в самой крепости? И потом – сорванные цветы быстро увядают... И вообще, откуда взяться сказочной красоте в холодной и заброшенной крепости?Подробнее

Если бы соглашаться с тем, что она потеряла рассудок, то это должно было начаться в день её переезда к невестке. А изменилось всё, что было привычно раньше и с чем ещё можно было, слава Богу, дожить до восьмидесяти шести лет, в день, когда в её медицинской карточке была сделана последняя запись. Если бы только заранее знать, как мало она была для неё значима, если бы понимать это, то не было бы никакой надобности затем объявлять её сумасшедшей.Подробнее

Это рядом с нами жил Джозеф Альтерманн – десять лет мы общались и виделись друг с другом каждый день. Альтерманн, скажем прямо, был странный человек, неуклю­жий, согнутый вдвое, высокий – в такой, маленькой квартир­ке – соседняя дверь справа. Квартира номер 4, синяя в поре­зах кожаная дверь, запылённый, тусклый медный глазок… Квартира номер 4.Подробнее

Каждый раз, когда слышу звуки гитары, в голове возникает родной и далёкий образ. Да и когда не слышу. В общем, постоянно. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту. Улыбчивый кучерявый парень с ясными синими глазами. И вместе с этим внутренний голос произносит близкое сердцу имя. Дыхание сразу прерывается. Учащается пульс. Внутри что-то переворачивается. Кажется, это называют бабочками в животе. Алекс. Бывший сосед. По совместительству друг и одноклассник моего брата Ромки.Подробнее

I Матвей позвал выпить водки. Я, конечно же, согласился. У Матвея в мастерской пахло деревом, касторкой и благовониями. Он распахнул самодельный шкафчик, вытащил оттуда сухофрукты (мясо он не ел) и полторашку, понёс это к продавленному диванчику, на котором я и сидел. Ногой отодвинул коврик для медитаций, подтащил сруб де­рева и расставил угощенье. Матвей был рукастый. Всё время таскал кочерыги с побережья, высушивал их, пилил, шкурил, заливал лаком.Подробнее

Только пилюльки отделяли Маришу от мировой славы. Ей их назначал молодой доктор с лицом, как у хорошего человека. Такого не хотелось подводить, но от пилюлек в голове было вязко. Мариша теряла запал, сама себе казалась скучной, а дни становились серыми. То ли дело каникулы! Раз в пару месяцев молодой доктор давал добро на перерыв. «Отдыхай, Мариша, от лекарств» — и мир начинал расцветать, полнился яркими красками.Подробнее