Большая рыба (из жизни людей)

Она плыла, рассекая тёмную плотную воду вокруг. Прохладные потоки скользили по гладким блестящим бокам, их холод был приятен и придавал телу силу, словно пришедшую с самых дальних глубин. Вдруг снизу прямо под ней стала подниматься тень, вначале небольшая, лишь ощущаемая как упругость. С приближением тени её охватило беспокойство, и тогда откуда-то раздался пронзительный крик.

От крика она проснулась. Приходя постепенно в реальность, огляделась в своей залитой солнцем комнате. Тёма тоже проснулся и сидел теперь за столом у окна, нисколько не страдая от нестерпимо яркого света, уткнувшись в свой планшет. Подойдя к сыну, ласково поцеловала его в затылок.

— Доброе утро, солнышко.

— Угум, — пробормотал Тёма.

Возле подъезда не успели разминуться с соседкой:

— Как дела? Погулять собрались? — голос соседки истекал мёдом, глазки бегали по Тёминому лицу. Добралась! Давно не видела, отсюда и такая искренняя радость, — А ты чего Тёма не в лагере? Лето, каникулы. Моя внучка в лагерь на все 3 смены едет, только вот вернётся с международного конкурса и поедет. Лауреатом стала, победителем! А ты, Тёма, что не едешь? Что за маму спрятался? Надо с детками играть, надо. Ну что молчишь?

Марина развеселилась, представив, что случилось бы с соседкой, возьми Тёма вдруг да ответь сейчас ей так, как обычно говорят в таких случаях не очень воспитанные пятнадцатилетние пацаны откровенно бесцеремонным тёткам, сующим нос не в своё дело.

Когда-нибудь так и случится, но не сейчас. Пока Тёма сказать ничего не может, хотя ростом давно уже перегнал маму. Так и ходили рядом: раньше он был возле неё хрупким цветком, а теперь она при нем. Маринка – невысокая, стройная, с короткими яркими волосами, тонкими губами и строгими серыми глазами. Лицу ее не хватает беззаботности, чтобы быть неотразимо красивым. Быстрые глаза не любят пустой суеты, им некогда отражать свой внутренний мир, они всегда в поиске полезной информации. Каждое слово ее весомо и назидательно. Любит поучить, дать совет. Справедливости ради, она и вправду во многих вопросах весьма компетентна, станешь тут..

А начиналось все хорошо. Родился Тёма здоровым, проблем родителям не доставлял. Когда другие дети бились об углы, опрокидывали чайники и рвали книжки, он спокойно лежал на ковре между игрушек. Приехавшая в гости свекровь, взглянув на годовалого Тёму, заметила: «В глазки не смотрит, наверно будет отставать в развитии». Ох, и возмутилась тогда Марина! Но присматриваться стала, пытаясь поймать детский взгляд. Годам к трём начались походы по врачам, психологам, логопедам, дефектологам, гадалкам и знахаркам. Хваталась за каждую соломинку: вернувшись из очередного столичного центра, ехала к бабке в глухую деревню, где тратила целый день в очереди за заговорённой водой и тихой молитвой. Там, насмотревшись на увечных, неходячих, трясущихся детей, чувствовала себя почти счастливой, потому что Тёма хоть на своих ногах. Тратила огромные деньги на витамины, БАДы, нетрадиционные массажи, занятия со специалистами всех мастей. На сочувственные вопросы отвечала, что да, мол, помогает, динамика есть. Как заклинание повторяла слова врача из НИИ: «Интеллект у него не снижен, а речь мы рано или поздно вытянем».

Чтобы растормошить Тёму, отдала его рано в детский сад. Педагоги попались подвижники: одевали, кормили его с ложки: «Мы вытянем тебя, Тёма. У нас один мальчик из группы с задержкой психического развития потом закончил школу с серебряной медалью».

— Он заговорит, у него глазки умные. Немного не готова гортань, это бывает. Для таких детей главное – вложить в них побольше информации, пока их контакт с миром ограничен, — уверяли логопеды, и она стала постоянным покупателем в магазине развивающих пособий. Продавщицы ласково улыбались: «Возьмите ещё вот это. А про домашних животных у вас есть? А овощи, цветы, морские обитатели, транспорт? Он у вас наверно вундеркинд?!».

По пути обросла такими же подружками по несчастью. Странная у них была дружба. С некоторыми она виделась лишь единожды, при знакомстве, а потом – звонки, звонки на годы. Редкие случайные встречи, разговоры на одни и те же темы: кто заговорил, у кого припадки, что пьёте, к кому водите на занятия. Никаких походов в гости, посиделок в парке, пока дети весело резвятся. О чём вообще говорят нормальные женщины в возрасте от 25 до 40? Наверно про успехи детей, про мужчин, липоксацию, наращивание ресниц. Да из них и маникюр-то никто не делал, из одежды – джинсы и тапки, на голове – короткие стрижки и хвосты. Маринка ещё умудрялась бегать риэлтором, а многие не могли себе позволить такую роскошь, как зарабатывание денег, неотлучно находились при своих детях.

Есть среди них и простушки, и дамы с университетским образованием, которое им не пригодилось. Есть семейные и свободные. У кого-то есть ещё дети, а у кого-то – нету. Некоторые вообще никогда не встречались, знакомы заочно через подруг, а встретившись где-нибудь в санатории, безошибочно узнают друг друга и чувствуют себя родными людьми.

Девчонки щедро делились своим горьким опытом. Стоило появиться в городе нетрадиционно мыслящему специалисту в области медицины, педагогики или творчества, как о нем уже знала вся тусовка и шустро вставала в очередь на приём. Как знамя несли слова одной докторши, кандидата наук: «Прогноз в большинстве таких случаев – благоприятный. Иначе, что стало бы с миром, если бы подавляющее большинство детей, имеющих подобные проблемы, не выправлялось». Передавали из рук в руки массажистов и логопедов. Рекомендовали остеопатов и гомеопатов, неврологов и психологов. Водили на занятия к художникам и музыкантам, проникать в тайны мозга через прекрасное. Короны с некоторых заумных голов тоже быстро снимали, в два счета оценив компетенцию этого «специалиста»: «Она на полном серьёзе считает, что аутизм по своей природе – это невроз. Это же теория семидесятых годов прошлого века! А та, другая, поинтересовавшись, чем мы аутизм лечим (как будто его можно вылечить), начала впаривать биодобавки».

Есть в тусовке несколько прочных ниточек, связующих звеньев, на которых и держится вся эта странная подвижническая дружба. Одна из них, безусловно, Маринка. В очередном научном центре, не стесняясь, подробно рассказывает про проблемы других детей, добросовестно записывает и передаёт потом мамам драгоценную информацию.

Ещё есть Юлька, мама Маши, редкой красавицы с абсолютным слухом и прекрасным звонким голосом, тоже из наших. С мужем она развелась много лет назад, из-за его алкоголизма, так не шедшего к красивой наружности, образованности, молодости. Он сломался, не смог жить с вечным грузом, и дальше Юлька потащила их общую ношу одна. Живёт она с родителями, не работает, времени у неё побольше, вот и «держит» тусовку, через неё сходятся все ниточки, идёт обмен информацией. В крепкой Юлькиной памяти разложены по полочкам драгоценные знания, извлечённые из их общего опыта, золото, выпаренное из их крови. Лежит и ждёт своего случая, когда кому-то пригодится. На, бери и пользуйся.

Однажды детский сад облетела радостная весть: «Тёма стал произносить звуки». Ему тогда было лет пять. Маринка привезла Тёму в сад сразу из аэропорта. Воспитатели и няньки толклись в небольшом холле у кабинета заведующей. «Стал повторять звуки. … Тёма … звуки..». А Маринка так всех любила, всем улыбалась и повторяла: «Я как во сне, как во сне». Логопеды побросали свои занятия, обменивались только им понятными профессиональными словечками, обсуждали, что же-таки помогло – целебные грязи или аппаратная стимуляция речевого центра. Одна из нянек уверяла, что дело все в освящённой воде, на которую нашептала целительница. Пришедших в тот вечер за детьми родителей встречали новостью: «Наш Тёма заговорил». «Хоть не зря каждый год возит его везде за такие деньги», — замечали мамаши. И никто не сомневался, что теперь-то точно все будет хорошо.

А многообещающего продолжения не последовало. И в глазах педагогов появилось разочарование и сомнение. Прозвучало тяжёлое слово «Откат». Тёма по-прежнему безучастно лежал на полу, обнимая мягкую игрушку, или выстраивал предметы без какой-либо закономерности в линию во всю длину комнаты. Пропал даже указательный навык. Марина целовала его в серые умные глазки, в его протяжном «ммм» только ей слышалось «мама».

От мысли об обучении постепенно пришлось отказаться. Тёма был слишком трудным ребёнком даже для специализированного учреждения. «На уроке мычит, дети оборачиваются, смеются, не могу вести урок», — сокрушалась учительница. Период мычания «лечили» жеванием. Когда он начинал мычать в присутствии посторонних, у Марины всегда был наготове шоколадный батончик. От них он и тянул теперь на сто килограмм.

Юлька свозила свою Машу в дельфинарий, и та вскоре выучила таблицу умножения, которая не давалась ей год, а ещё начала рисовать всякие схемы, в которых мать с удивлением узнала перекрёстки неподалёку от их дома, со всей разметкой и знаками. В хоровом кружке в школе-интернате она удивила всех своим вокалом. Юлька светилась счастьем, и потянулись в дельфинарий наши люди. Степа начал держать в руках ложку. У Алины хоть на время закрылся вечно перекошенный рот, окрепли ноги. Не все могли себе позволить такие траты, и начались разговоры про благотворительные фонды. Точнее, мечты про фонды. И таяли на счетах у мам накопленные инвалидские копейки.

Маринка общей эйфории не разделяла. «Доверить ребёнка этой махине, рыбе? Что? Животному? Тем более!». Несмотря на долгий свой путь вдоль глухой стены, она верила больше в достижения передовой медицинской мысли, чем в кровный животный инстинкт.

Целыми днями Тёма был при ней. Ходили гулять в парк возле дома. Вечером, оставив его на попечение мужа или старшего сына, убегала по своим риэлторским делам.

После одной истории от парка пришлось отказаться. Тёме тогда было лет 8. С горок на площадке скатывались, кряхтя, несколько малышей. Взрослые на лавочках общались со своими телефонами. Марина с Тёмой отошли подальше, к городку для детей постарше. Обычно робкий в присутствии детей, тут Тёма достаточно уверенно стал обследовать территорию, а потом заметил мальчика своего возраста, действия которого стал копировать. Сын так же, как и незнакомый мальчик съехал с горки, поднялся и побежал. «Парк рядом с домом — это просто счастье», — блаженствовала Марина. И лишь детский плач нарушил эту идиллию. Непонятно откуда вдруг взявшийся малыш лет трёх сидел у подножия горки, по которой только что скатился Тёма, и ревел. Марина, не спускающая глаз со своего ребёнка, не заметила, откуда тот взялся и почему заплакал. Детскими воплями и рёвом на горке никого не удивишь, поэтому малыш долго добивался внимания своей мамы, болтающей по телефону, перейдя от хныка и писка к сокрушительным рыданиям.

— Мальчик меня толкнул, — чистым на удивление голосом выговорил малыш, ткнув пальцем на подошедшего с Мариной Тёму.

— Какой мальчик, этот? – Молодая мама вытерла слезы с хорошенькой детской мордочки, осторожно коснувшись платком покрасневшей царапины над бровью.

— Я стоял, а он толкнул,- подтвердил малыш.

— Он не толкал тебя. Он просто съезжал с горки, а ты в это время подошёл,- дружелюбно, но уверенно сказала Марина.

— Подойди сюда,- обратилась к Тёме молодая женщина и, заметив насторожённость Марины, объяснила с улыбкой, — Я не хочу никого ругать. Я только хочу разобраться.            

Льдинка, коловшая Маринкино сердце, мигом растаяла. «Какая молодая и красивая, — оглядывая незнакомку, думала Марина, — И тактичная. И малыш у неё замечательный, такой развитый, говорит чудесно».  

Тема тоже улыбнулся и доверчиво протянул свою руку навстречу открытой взрослой ладони. Именно этот Тёмин жест – подать в ответ руку и давал Маринке надежду уже много лет. «Аутист ни за что не даст руку никому, кроме мамы»,- вспомнила она слова одного из многочисленных психологов.

— Привет, как тебя зовут? Сколько тебе лет? Во что играешь? – присела перед Тёмой незнакомая женщина. Он стоял, глядя с осторожностью на свою руку, отпущенную ею.

— Он мог нечаянно задеть вашего малыша, скатившись с горки, — обеспокоенно вмешалась Марина, — Но точно не толкал. – Она поискала глазами поддержки у присутствующих, может кто-то видел. Молчание. И тот чужой мальчик постарше куда-то подевался.

– Я хочу только разобраться, услышать от него самого. Ну что ты молчишь? Ты в школу уже наверно ходишь? Тебя не научили взрослым отвечать? – В голосе появился холодок.

— Не надо его ни о чём спрашивать. Я следила за каждым его шагом, он никого не толкал. Честное слово. Он …просто не сможет вам ничего ответить.

— Почему?

— Ну, просто он такой ребёнок, это его особенность. Понимаете, задержка развития, он не может доступно объяснить.

Красивые накрашенные глаза округлились:

— Что? И вы привели в парк, где гуляют нормальные дети такого ребёнка, который не отвечает за свои поступки? – Злоба и презрение исказили лицо.

Марину тоже так просто не пронять:

— Да он не сделал ничего такого, за что ему нужно отвечать,- возмутилась она. — Вы зачем пустили своего ребёнка на эту горку, она для детей от пяти до двенадцати лет, вот написано.

— Мой ребёнок развитый, коммуникабельный, прекрасно общается со старшими детьми, а твой – социально опасный! Ещё я тебя буду спрашивать, куда мне ходить?! – уже не сдерживаясь, орала женщина. – Ты за своим дебилом смотри. Ему здесь вообще не место среди нормальных детей. Его надо держать в клетке, поняла ты, свинья, в клетке, в изоляции.

Малыш на её руках притих. Тема, не переносящий не только крик, но и всякую эмоциональную речь, убежал куда-то. Все пялились на них, придвинувшись на ближайшие скамейки. Марина почувствовала тошноту. «Скорее увести, скорее». Она нашла глазами сына и, взяв за руку, повела к выходу. Молодая мамаша с ребёнком на руках шла за ними по пятам:

— Из-за твоего урода мой сын получил психологическую травму. Иди отсюда, овца, пока я…

В спину как дротики летели злые слова: «овца», «свинья», «корова». У девушки явно животноводческие наклонности. «Это не со мной происходит, это не про меня»,- твердил внутренний голос самосохранения.

О том случае в парке Марина рассказала лишь Юльке.

— Ты про закон парных случаев в психиатрии слышала? Так вот, из области парных случаев… — в ответ поделилась Юлька. — Дима в санатории с бабушкой был, пришлось забрать раньше. Когда все пошли на обед, уселся он на единственные качели на территории. Бабушка побежала в столовую забрать еду в палату. Пока она ходила, а это минуты 3, его, ревущего, уже привела туда делегация родителей. Вцепился, говорят, девочке в волосы. Стала расспрашивать, как он мог в неё вцепиться, он же на качелях катался, и рядом никого не было. Никто слушать не хочет, убирайте, говорят, своего неадекватного ребёнка. Дима трясётся весь, дрожит. Бабушка потом из него вытянула, что подошли дети, человек шесть: «Слезай, дебил», а потом остановили качели и стали его стаскивать насильно. Он и вцепился в ответ в первого попавшегося. Так делегация пошла к главному врачу, девку, типа откачивали, отпаивали валерьянкой, стресс пережила. Требовали, чтобы Диму с бабушкой выписали из санатория, раз она за ним не смотрит, агрессивный, говорят, чего от него ожидать можно. Администрация предпочла расстаться с одним беззащитным ребёнком, чем выяснять отношения с кучей активных родителей. Вот и попросили вежливо, дескать, мальчику не на пользу пойдёт дальнейшее пребывание. Это уж точно. У Димы такой откат случился.

Маринка помнила Диму. Из нашей команды, пожалуй, самый перспективный. Учится индивидуально, лучше сверстников. С детьми, правда, контактировать не может, но с интересом наблюдает.

— Вот и думай, кто ненормальный. Кстати, Дима ведь тоже ездил к дельфинам, – продолжала Юля. – Речь заметно улучшилась, научился шнурки завязывать.

Для пляжного отдыха выбрали далёкий уголок песчаной косы, не пожалев бензина. На стоянке кроме знакомых «лошадок» подруг оказался сверкающий внедорожник со столичными номерами. Ну ладно, уйдём подальше. На прекрасном пустынном пляже на берегу моря выделялось лишь несколько фигурок людей. И они бы не тащились в такую даль, если бы не их особенные дети. Расположились все обособленно, в десятках метров друг от друга, чтобы не мешать. Чужаков с джипа видно не было.

Десятилетняя Алина уже час бросала в воду камешки, стоя на берегу. Её мама, Женя, на 7-м месяце, сидела на песке. Вся тусовка следила за этой беременностью: в Женькином чреве притаилась их общая надежда на то, что природа лишь единожды дала сбой, что причина нездоровья их деток в тяжёлых родах, в неизвестных инфекциях. И надежда эта росла вместе с животом, и сейчас она была совсем большая, просто громадная.

Неподалёку расположились Стёпа с родителями и старшим братом. Стёпина мама бросила престижную работу, когда настало время выходить из декрета и стало ясно, что ни о каком детском саде не может быть и речи. Стёпа почти не говорил, только кричал неразборчиво. Пока брат играл с папой в мяч, а мама ставила палатку, Стёпа вылез из надувного бассейна с морской водой и потихоньку ушёл вдоль берега.

Юлькина Маша, не замечая других детей, прошла к воде и отшатнулась с криком: у берега виднелись прозрачные сгустки медуз. Денис ходил кругами по песку, не разрешая своей маме сесть. Как только та устало приземлялась на песок, он вонзал ногти в своё и без того поцарапанное лицо. Аня уговаривала Матвея с посиневшими губами вылезти из воды.

Стёпина мама, закончив с палаткой, обнаружила сына шагающим далеко вдали и понеслась за ним. Назад она вела его добрых полчаса, он вырывался и снова убегал. Когда подошли поближе, и стал слышен его недовольный пронзительный крик, Маша с визгом зажала уши руками. Алину увели от воды, и она бросала камни в песок. Матвей, вытертый и переодетый, с воплями рвался опять в море. Марина легла на одеяло вниз лицом и закрыла глаза…

За пару часов на море она перекинулась лишь несколькими словами с подругами, каждая смотрела за своим ребёнком. Дети же не замечали друг друга: никаких общих игр, каждый был в своём автономном плавании. Едва уняли Стёпу, усадив его в бассейн с нагретой водой, ор подняла Алина, потом Денис. Тише всех вёл себя Тема, апатично жующий орешки. Марина, не выпуская его из вида, подошла к Алине, чтобы помочь Женьке, и теперь пыталась научить девочку насыпать песок в ведёрко.

Мама Дениса, не выдержав двухчасового непрерывного хождения под жарким солнцем, наконец просто упала на покрывало со стоном. Денис тут же бросился к ней и с криком и слезами вцепился ей в волосы. С трудом она оторвала его руки от своей головы, в трясущихся кулаках остались целые пряди русых волос. Женщина, не сумев сдержать слез, уговаривала сына успокоиться, обнимала и целовала его, но он продолжал биться в ее руках, пока она не поднялась на ноги.

Тут из-за ближайшей дюны показалась голова в розовой широкополой шляпе, потом другая, в сдержанном элегантном уборе. Головы вместе со всем остальным продефилировали в сторону Дениса и его мамы. Симпатичная, очень ухоженная взрослая женщина решительно подошла к ним:

— Мы давно наблюдаем за вами, и я хочу сказать, что прежде, чем контролировать таких детей, нужно научиться контролировать самих себя. Вы совершенно не умеете этого делать, вы сами неуравновешенная и во многом провоцируете своего ребёнка, распустили его. Нельзя допускать, чтобы он бил вас. Что будет дальше?

В этот момент она увидела подползающую Алинку с открытым ртом и перепачканным песком лицом и повернулась в сторону Женьки:

— Вы бы хоть умыли ребёнка, как так можно, у неё песок во рту. Это же безобразие какое-то! И мать спокойно смотрит! У меня внуки такого возраста как ваши дети.

Последнюю фразу тётка произнесла явно с подтекстом, вот мол как я хорошо сохранилась, и не подумаешь, что у меня внуки. Нашим-то девкам не до ухода за собой, все в тот момент выглядели как взмыленные клячи. От этих нравоучений просто оторопели, словно получили по пощёчине.

— Вы же ничего не знаете о моем ребёнке! Я делаю все, что могу, — Попыталась защититься мама Дениса с заплаканным уставшим лицом.

— Нужно взять себя в руки, самой быть спокойной и уравновешенной. Обратиться к специалистам, которые работают с проблемными детьми. Они вам объяснят, что проблема всегда заключается в родителе. – Парировала тётка.

И это после десятков «специалистов», по которым прошлись наши девчонки! Да уж, не только красивая, но и умная! И при ней такой же муж. Тот даже в трусах выглядел так, будто на нем добротный костюм, застёгнутый на все пуговицы. Приличные, в общем, люди, и разбираются во всем.

— А разве Вашего совета кто-то спрашивал? – Сдержанно и даже вежливо поинтересовалась Марина с недобрым блеском в глазах.

К месту разговора уже спешила Юлька. Тёткин номенклатурный муж забеспокоился, видно представив возможность простой физической расправы со стороны аборигенок:

— Не надо, не связывайся, пойдём.

Но той явно хотелось продолжения. У неё–то все хорошо, значит, она в жизни все делает правильно, поэтому может кого-то поправить. Её ещё и благодарить должны.

— Вы находитесь в общественном месте! Думаете, кому-то интересно смотреть на эти концерты? Если не можете воспитывать детей, лучше предоставьте их профессионалам. – Муж тянул её в сторону, и тётка нехотя подчинилась.

Марина с облегчением повернулась к своим и увидела, что Женька тихо плачет.

Год тогда выдался тяжёлый. Алину вымотали бесконечные эпилептические припадки. Женька металась от неё к новорождённой Надюшке, таскала обеих по врачам и отмалчивалась от вопросов подруг.

У Юли в семье в короткий срок умерли один за другим все мужчины: дядя, бывший муж и отец. Теперь она сама косила на даче траву, копала огород, ремонтировала теплицу, пока гиперактивная Маша без устали прыгала на батуте.

Дима и Денис, единственные из наших, учились в общей школе на индивидуальном обучении. Матвей, которого родители всячески стремились социализировать, пытался сам ходить в магазин за покупками. Все чаще он приходил домой оплёванным и испачканным – дети из ближайших домов не давали ему прохода. Его родители в своём небольшом городке — люди не последние, держат гостиницу, не раз пытались поговорить с соседями: уймите своих, пусть не трогают ребёнка. Соседи, томно отдыхающие в уютном общем дворе, благоустроенном на средства родителей Матвея, благосклонно соглашались, потихоньку посмеиваясь, что богатые, мол, тоже плачут, и даже за большие деньги ума сыну не купишь.

Ночью Юлькин взволнованный голос:

— Машку везут на скорой в психушку. Мать с ней, а я следом на машине еду и потеряла их. — Марина лаконично сориентировала подругу, минут двадцать «вела» её по загородному шоссе, посёлкам, лесным дорогам к детской больнице, ни разу не спросив, что случилось.

Юлька не звонила и не писала. Осторожные редкие Маринкины звонки сбрасывала, на смс ответила лишь единожды: «Потом». Шли недели, месяцы.

Что-то надорвалось внутри, расстроилось. Дети их выросли, и с каждым годом шансы на выправление уменьшались, стало понятно, что ничего не изменится. Они вошли в сложный возраст, называемый пубертатом, и ломало их от новых невыразимых ощущений, и ломало вместе с ними их мам, плоть от плоти. Наступили бессонные ночи, страхи за будущее. Мир не хотел принимать их детей. Марина с радостью отдала бы руку, ногу, что ещё… всю жизнь, только за то, чтобы Тёма научился хоть немного объясняться и себя обслуживать. Только кому отдать? Уныние пустило в неё свои корни.

Однажды во дворе налетела на мужика, чуть устояв на ногах. Оказался знакомый, одноклассник, сын соседки. Оглядев её, Андрей не удержался:

— Ты совсем замученная. Есть проблемы? – А потом видно вспомнив,- Трудно тебе с ним?

В дельфинарии Тёма, одетый в гидрокостюм, послушно, без эмоций, дотрагивался до прохладной блестящей спины самого покладистого афалина Джесси, лежащего у края бассейна. Марина старалась как могла, гладила Джесси, рисовала с ним, целовала подвижную острую мордочку, приговаривая: «Посмотри, какая большая рыба!». Потом Тему опустили в воду с инструктором. Бледное круглое лицо, обтянутое капюшоном, мелькало среди темной воды. Тема был послушен, не вырывался из рук инструктора и не орал, как некоторые, но при этом был абсолютно равнодушен, как будто не видел ничего необычного в холодной мокрой среде с огромным подвижным телом поблизости. Против желания она стала переводить занятия в доллары, а доллары в Тёмины пенсии. Печальная получалась бухгалтерия.

На последнем занятии к ней подошёл инструктор:

— Мы хотим подарить Вам, лично Вам, один сеанс дельфинотерапии. Переодевайтесь.

Отговориться не удалось, хотя такой подарок ей ни к чему. Пришлось одеться в костюм и лезть в воду. Плавание не было её стихией, но сейчас грудь крепко обхватывал спасательный жилет, давая ощущение безопасности, и она двинулась от бортика бассейна, с беспокойством ища глазами Джесси.

Она плыла, рассекая тёмную плотную воду. Вдруг снизу прямо под ней стала подниматься тень, вначале небольшая, лишь ощущаемая как упругость. С приближением тени её охватило какое-то беспокойство, но афалин вынырнул в стороне, едва задев её брызгами, после чего стал сближаться. Это оказалось страшно, быть во власти огромного существа, ударом хвоста способного вышибить ей мозги, и афалин, чувствуя её страх, деликатно подплывал то с одной стороны, то с другой, поддевал длинным блестящим носом, тыкался в руки, предлагая поиграть. Марина обхватила блестящее туловище одной рукой, и они поплыли. Прохладные потоки скользили по её гладким блестящим бокам, их холод был приятен и придавал телу силу, словно пришедшую с самых дальних глубин. Наплававшись кругами, дельфин вдруг выскользнул из-под её руки, и она, лишившись опоры, начала вращаться в водовороте, образовавшемся от его мощных движений. В голове тоже все пришло в движение, мысли смешались. Джесси поддавал её телом то с одной стороны, то с другой, своим касанием заставляя отлетать в стороны, погружаться и выскакивать из воды.

Когда вблизи её лица оказался его глаз, Марина, посмотрев в него, поняла, что ему не нужно ничего рассказывать, он и так все давно про неё знает: почему и для чего, и если мог бы, то обязательно рассказал, объяснил, но сказать он не может, как её Тёма. Проплывая мимо, Джесси приподнял её и, ударив в стороне хвостом, обдал веером брызг. Закрутившись в плотной волне, Марина захотела ему сказать, как больно и тяжело, и что же ей дальше делать, и вспомнить все: и про овцу, и про дебила в клетке, и беспомощность врачей, и многое, многое другое. Но он опередил её, и раздался его пронзительный крик, напоминающий кошачий, что да, мол, все знаю. И тогда она тоже открыла рот и неожиданно для себя ответила ему в ответ таким же ультразвуком, на невиданной частоте…

Потом он осторожно привёз её к бордюру, где инструктор легко вытащил из воды её невесомое тело и заглянул в лицо, мокрое от солёной воды.

Наконец Юлька ответила на звонок, и Марина впервые услышала подругу плачущей:

— Ей не лучше. Они не знают, что с ней происходит. Готовят на выписку. Предполагают, что пубертат так тяжело переживает. Лекарства не действуют, вся в дерматите.

— Выбивай направление в федеральные центры, — со знанием дела посоветовала Марина.

— Понятно. Но в таком состоянии её не довезти.

Маша сдавала бесконечные анализы, Юля отправляла их результаты и свои подробные описания дочкиных симптомов известным врачам, носила их рекомендации в больницу, но там пожимали плечами: о таких болезнях они даже не слышали. Что лечим, чем? Юлька похудела так, что, встретив случайно, Марина едва её узнала.

— Я все думаю, что с нами будет, если матери не станет, единственный родной человек. А когда меня не станет?

Эти же самые вопросы Марина многократно задавала себе.

В подъезде их догнал Андрей, вместе вышли на улицу.

— К матери заходил? Что-то часто я тебя встречать здесь стала.

— Я у неё теперь живу. От жены ушёл.

— Ну, ещё помиритесь.

— Нет, я полгода ждал ради дочери. Но, вижу, той это не нужно, мать настроила против меня. А жене я мешаю начать новую жизнь. Переехал насовсем, скоро развод. Мать, правда, расстраивается и из-за меня, и из-за того, что с внучкой видеться ей не дают.

По дороге Маринка обернулась: Андрей смотрел ей вслед.

Вечером, когда пазл в её голове неожиданно сложился, она поднялась на этаж выше и позвонила в квартиру. Андрей не удивился приглашению на встречу Нового года и теперь как-то неправильно смотрел на неё.

Полдела сделано. Ликуя, Маринка бросилась к телефону. Подруга обрадовалась, она так редко ходила в гости. Но услышав, что в гостях также будет интересный свободный мужчина, пришла в ужас:

— Я не могу, я не готова. Ты видела меня? На мне все висит, абсолютно нечего надеть. А голова? Боже, нет, нет… Я с мужчинами не общалась уже лет сто. — Но было в её голосе что-то такое, из чего Марина поняла, что она найдёт и что надеть, и голову, и придёт непременно.

Втолковав подруге адрес и условившись о времени, бросилась в хозяйственные дела.

Юлька приехала первой. Она сильно волновалась, а когда из прихожей раздался звонок, чуть не бросилась бежать через окно. Андрей тоже был напряжён. Видно в браке растерял все навыки флирта и ухаживания. Плёл что-то про пробки, извинялся, что задержался. Юлька выискивала тему для разговора. Две вселенные мучительно не могли состыковаться. Напряжение разрядила принесённая из холодильника бутылка шампанского, за которую Андрей ухватился как за спасательный круг.

Вскоре Андрей развёлся с женой, переехал к Юле, потихоньку приводил в порядок её запущенную квартиру. Марина нашла детский сад для великовозрастных особенных детей, устраивала туда Тему. Родители Матвея взяли кредит и начали строительство собственного дома. Женькина Надюшка, под пристальным наблюдением всей тусовки, добивалась первых достижений: держала головку, переворачивалась, потом встала на ножки, защебетала. И, наконец, Женьку впервые назвали мамой.

Во сне Марина опять плавала, и вода вокруг была чистая, прозрачная. Упругие потоки скользили вдоль тела, придавая ему силу. Чей-то умный добрый глаз смотрел на неё через волну, и чувствовала она себя свободной и счастливой.

Когда она проснулась, в комнате было светло. Тёма как всегда сидел у окна. По пути в ванную до неё донеслись обрывки какой-то фразы, произнесённой незнакомым мужским голосом. От неожиданности она вздрогнула и резко обернулась: кто тут? В комнате был только Тёма. В руках он держал свою старую детскую книжку с вырезными картинками «Жители моря», показывая пальцем на весёлого синего кита: «Больш… а… я.ыба», — повторил он.

Все возможные совпадения с реальными событиями и именами людей случайны.